Илья Рухленко - Что ответить дарвинисту? Часть I

Однако чего это нас всё время тянет опровергать дарвинизм? Ведь мы в этой главе просто считаем рейтинги скорости (воображаемой) эволюции в зависимости от силы давления естественного отбора. А мы явно увлеклись описанием особо экстравагантных «чудес природы». Начиная с бамбука, погибающего после первого же размножения семенами, и кончая поразительными самками пятнистых гиен, половая система которых зачем-то имитирует половую систему самцов. Причем внешнее сходство, действительно, впечатляет. Чего никак нельзя сказать об эффективности размножения обладательниц этого «чуда природы».

Увлеклись мы в том смысле, что вряд ли, например, переход каких-нибудь бабочек к размножению на стадии гусеницы – это такое уж легкое эволюционное изменение, которое может произойти благодаря одной единственной мутации. Скорее всего, для такого события требуется внести целый ряд генетических изменений. А раз так, то можно сказать, что подобные изменения могут появляться в природе либо очень редко, либо очень постепенно (правда, тогда не очень понятна польза от такой «постепенности»). И следовательно, мы и не наблюдаем сегодня в природе подобных изменений.

Хотя я старался подбирать такие примеры, которые косвенно свидетельствуют именно о возможной легкостисоответствующих эволюционных изменений… в рамках самой же теории эволюции. Действительно, существование в пределах одного и того же родарыб ( Oncorhynchus ): 1) «одноразовых» лососей, 2) «многоразовых» лососей и 3) лососей, в целом, «одноразовых», но у которых отдельные особи могут быть «многоразовыми» – существование такого рода рыб как бы намекает на то, что подобные изменения должны осуществляться легко. Если мы, конечно, считаем, что эти различия являются именно результатом эволюции, а не чего-нибудь другого. Или, например, существование многочисленных линий организмов, размножающихся с помощью партеногенеза в рамках одних и тех жетаксонов с видами, которые размножаются «классическим» половым способом – начиная от разных насекомых и кончая рыбами, амфибиями и ящерицами – этот факт тоже намекает нам, что такие эволюционные переходы могли бы осуществляться достаточно легко. Наконец, те же пятнистые гиены, в рамках всё той же теории эволюции, шли к своей поразительной половой системе (вот только зачем шли?) тоже, наверное, не слишком тяжелыми эволюционными путями. Потому что ни один из ближайших родственников пятнистых гиен ничего подобного не имеет.

Тем не менее, чисто теоретически, возражение насчет возможной сложности (и следовательно, редкости подобных изменений в природе) в данном случае привести можно. Поэтому давайте на всякий случай зафиксируем скорость распространения некоего (теоретического) признака, повышающего приспособленность организмов вдвое, и дальше сосредоточимся уже на таких признаках, для реализации которых было бы достаточно всего лишь одноймутации – в прямом смысле этого слова.

1. Итак, если какой-то признак повышает приспособленность особи на 100 %, то он завоюет популяцию всего примерно за 20поколений. Запомним это.

2. Если же какой-то признак повышает приспособленность на 10%, то, как я уже говорил выше, этот признак может завоевать популяцию всего примерно за 150поколений. Даже для полевых мышей, которые размножаются 3–4 раза в год, эти 150 поколений реально воплощаются в 40–50лет. То есть, эволюцию подобных признаков мы могли бы пронаблюдать прямо на глазах (!) даже у позвоночных животных. А не только у березовой пяденицы.

Причем «эволюция березовой пяденицы» нам уже на практикепоказала, как это могло бы быть в живой природе – небольшоегенетическое изменение, но оказавшееся полезным в рамках дополнительных 10 % приспособленности, и поэтому лавинообразно распространяющееся в популяциях всего за 40–50 лет (см. ниже).

И вот мы (точнее, дарвинисты) предполагаем, что вся живая природау нас эволюционирует прямо сейчаспод действием естественного отбора. То есть, всесуществующие миллионы биологических видов (и миллиарды популяций)…

А где примеры?

3. Если какой-то признак повышает приспособленность особи всего на 1 %, то он будет завоевывать популяцию примерно в 10 раз дольше, чем предыдущий (который повышал приспособленность на 10 %). То есть, такой признак завоевал бы популяцию (до 95 % носителей этого признака) примерно за 1000–2000поколений (а если повезет, то и за 800). [101] Если, конечно, не вылетит в самом начале из-за случайного дрейфа генов , что для признаков, повышающих приспособленность на столь небольшую величину, уже очень вероятно. Понятно, что 1000–2000 поколений – это уже достаточно серьезный промежуток времени.

Но во многих случаях даже такие эволюционные изменения вполне можно было бы зафиксировать. Во-первых, для многих организмов – тысяча поколений – это всего примерно 250–350лет. Например, для тех же полевых мышей (см. выше). Понятно, что 250–350 лет, в принципе, доступны для прямого изучения, особенно если произошла морфологическая эволюция каких-нибудь косточек, панцирей, раковин, семян или орехов, которые способны легко сохраниться на протяжении озвученного промежутка времени. Или даже листьев и травянистых стеблей, которые вполне могут «протянуть» это время в состоянии гербария. Во-вторых, совсем не обязательно дожидаться полнойпобеды нового признака в популяции. Например, если новому признаку повезёт, то примерно через 400поколений уже половина особей этой популяции будет обладать этим признаком. Понятно, что когда сначала этого признака не было вообще, а через некоторое время этот признак имеется уже у половины всех встречающихся особей данного вида, то такое обстоятельство вполне могло бы быть замечено даже обычными людьми, не говоря уже о профессиональных биологах. А ведь 400 поколений для тех же полевых мышей – это всего 100–130 лет. И это (напоминаю) при давлении естественного отбора , равном всего 1 %. Теоретически, появление таких признаков, которые приводят к разнице в приспособленности всего 1 %, кажется вполне вероятным, или даже весьма вероятным. Тем более, если в нашем распоряжении все миллионы биологических видов Земли, из которых, как минимум, десятки тысяч видов уже очень хорошо известны и изучены.

Я уж не говорю о том, что многие виды способны размножаться не по три, а по десять раз в год. Поэтому даже 1000 поколений для таких видов превращается всего в 100лет.

В общем, проблема здесь не в скорости естественного отбора, которая, на самом деле, весьма быстра и поэтому совершенно не является проблемой для наблюдения «эволюции в действии» . Проблема здесь в том, чтобы дождаться появленияименно такой случайной мутации, которая окажется полезной для особей того или иного вида, повысив их приспособленность хотя бы на 1- 10 %. Кроме того, такой мутации (даже если она случится), должно еще повезти на самом начальном этапе. Когда особей, несущих эту мутацию, еще очень мало, и поэтому все они могут легко «вылететь» из популяции вследствие чисто случайных причин ( дрейф генов ).