Джозеф Стиглиц - Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения?

Банки получили помощь от государства. Большая часть этих денег ушла на выплату бонусов топ-менеджерам. И совсем незначительная их часть была направлена на продолжение кредитной деятельности. Неудивительно, что экономика так и не встала на путь выздоровления – объемы производства сегодня немногим выше докризисных, а с тем, что касается занятости и рабочих мест, ситуация и вовсе плачевна. Мы поставили неправильный диагноз происходящему в экономике, и, как следствие, назначили неверное лечение. Во-первых, было наивно считать, что банкиры вдруг исправятся и начнут выдавать займы, если обращаться с ними достаточно хорошо. По сути, нам было сказано: «Не выдвигайте банкам никаких условий, если хотите, чтобы они проводили реструктуризацию ипотечных займов или вели себя более справедливо в случае взысканий по закладным. Не заставляйте их тратить полученные от государства деньги на выдачу кредитов. Такие условия огорчат наши ранимые рынки». В результате управляющие банков продолжали действовать в своих интересах и делать то, к чему они привыкли.

Даже если мы полностью реанимируем банковскую систему, серьезные проблемы никуда не денутся, просто потому, что они у нас были изначально. 2007 год, по какой-то причине считающийся золотым веком, явно не был раем. Разумеется, Америке было чем гордиться. Компании в области информационных технологий фактически возглавили мировую технологическую революцию. Но доходы большинства трудоустроенных американцев по-прежнему были ниже уровня, достигнутого в период, предшествовавший предыдущей рецессии. Уровень жизни в Америке поддерживался только за счет растущей задолженности, размер которой увеличился настолько сильно, что норма сбережений в Штатах упала практически до нуля. Однако «ноль» не дает полной картины происходящего. Так как богатые всегда держат в форме сбережений существенную долю своих доходов, средняя норма сбережений, близкая к нулю, означает, что показатели накоплений всех остальных имеет отрицательные величины. Реальность такова: согласно результатам исследования, проведенного моим коллегой по Колумбийскому университету Брюсом Гринвальдом, представители нижних 80 процентов населения Америки тратили около 110 процентов своих доходов в годы, предшествовавшие рецессии. Такой масштаб задолженности стал возможным из-за пузыря на рынке недвижимости, который Алан Гринспен и затем Бен Бернанке, глава совета управляющих ФРС, создали посредством низких процентных ставок и отсутствия регулирования (они даже не использовали те инструменты регулирования, которые были в их распоряжении). Как мы теперь знаем, это позволило банкам выдавать кредиты, а домохозяйствам брать их на основании активов, чья стоимость отчасти определялась массовым заблуждением.

Факт остается фактом: экономика в годы, предшествовавшие сегодняшнему кризису, была болезненно слаба, а пузырь на рынке жилья и неустойчивое потребление, связанное с ним, лишь поддерживали в ней жизнь. Без них уровень безработицы был бы высоким. Было абсурдно полагать, что укрепление банковской системы может в одиночку справиться с задачей исцеления экономики. Возврат экономики к тому, «где она была», не решит основополагающих проблем.

Травма, которую мы переживаем прямо сейчас, напоминает травму, которую мы переживали 80 лет назад в период Великой депрессии, случившейся в результате похожего ряда обстоятельств. Тогда, как и теперь, мы столкнулись с развалом банковской системы. Но и сейчас, и тогда этот крах являлся одним из следствий более глубоких проблем. Даже если мы возьмем правильный курс в избавлении от травмы, связанной с несостоятельностью финансового сектора, потребуется не менее десяти лет, чтобы привести экономику к полному выздоровлению. При наилучшем стечении обстоятельств мы переживем затяжной спад. Если же мы отреагируем неадекватно, как мы это делали раньше, затяжной спад продлится еще дольше, а сходство происходящего с Великой депрессией станет еще более ощутимым.

Сегодня, через четыре года после начала рецессии, уровень безработицы превышает 8 процентов, чего не было со времен Великой депрессии. Еще ни разу за последние 60 лет не было такого, чтобы объем экономического производства через четыре года после рецессии, едва превышал уровень до ее начала. Процент трудоустроенного гражданского населения сократился вдвое больше, чем после любого экономического спада в период после Второй мировой войны. Совершенно не удивительно, что экономисты начали размышлять над сходствами и различиями между Затяжным спадом и Великой депрессией. Сделать правильные выводы не так-то просто.

Многие утверждали, что Депрессия была спровоцирована в первую очередь чрезмерным сокращением денежной массы со стороны ФРС. Бен Бернанке, исследователь Великой депрессии, публично заявил, что она была для него уроком и одновременно причиной, по которой он открыл денежный кран. Но он выкрутил его слишком сильно. Начиная с 2008 года баланс ФРС вырос в два, а затем в три раза относительно более раннего уровня. На сегодняшний день он составляет $2,8 триллиона. И хотя с помощью этой меры ФРС удалось спасти банки, ей не удалось спасти экономику.

Факты не только дискредитируют ФРС, но и поставили под сомнение традиционные интерпретации причин Депрессии. Озвучивалось предположение, что ФРС вызвала Депрессию сокращением денежной массы, и если бы она увеличила денежную массу, – иначе говоря, сделала то, что она делает сегодня, – можно было бы предотвратить полномасштабную Депрессию.

В отличие от точных наук, в экономике трудно проверить гипотезу с помощью контролируемого эксперимента. Но неэффективность меры увеличения денежной массы в борьбе с сегодняшней рецессией должна раз и навсегда уничтожить представление о том, что именно монетарная политика была главным виновником событий 1930-х годов. Причины сегодняшних и прошлых проблем нужно искать где-то в другом месте. Корень сегодняшней проблемы – в так называемом реальном секторе экономики. У нас есть определенное количество видов деятельности, среди которых есть те, что нам нужны, и те, что отмирают. Так же и с людьми: есть ряд работников, которые востребованы, а есть те, с которыми мы не знаем, что делать. Реальный сектор экономики находится в состоянии болезненного перехода на протяжении нескольких десятилетий, но происходящие перемены до сих пор остаются без должного внимания. Кризис реального сектора выходит за временные рамки затяжного спада, впрочем, как и когда-то – за рамки Великой депрессии.

Последние несколько лет мы с Брюсом Гринвальдом занимаемся исследованием альтернативной теории Депрессии, а также альтернативным подходом к осмыслению проблем, которые переживает наша экономика сегодня. Нам видится, что финансовый кризис 1930-х годов был следствием не столько кризиса финансового сектора, сколько фундаментальной слабости нашей экономики. Крах банковской системы достиг кульминационной точки только в 1933 году, уже спустя довольно большой промежуток времени после начала Депрессии и стремительного роста уровня безработицы. К 1931 году ее уровень составил 16 процентов, а в 1932 году он достиг 23 процентов. По всей стране начали возникать гувервилли [136] Поселки, возведенные гражданами, потерявшими дома в результате Великой депрессии; получили свое название в честь президента Герберта Гувера. – Прим. пер. . Главной причиной происходящего было структурное изменение в реальном секторе экономики: повсеместное снижение цен (и, соответственно, доходов) на сельскохозяйственную продукцию, вызванное тем, что ранее расценивалось как «положительная сторона» – возросшей производительностью.