Павел Сычев - Хищники. Теория и практика рейдерских захватов

По всем уголовным делам о кражах, грабежах, разбоях, вымогательствах (разновидности хищения) принимаются исчерпывающие меры к отысканию и изъятию вещей, ставших предметом преступного посягательства, а если оно не обнаружено, следователь усердно «обкладывается» документами, доказывающими полную невозможность этого.

По делам о мошенничествах финансового характера, к коим следует отнести и рейдерские захваты, имущество, как правило, переводится в собственность надежных третьих лиц, как юридических, так и физических, и доказать, что они находятся под контролем бенефициара преступления, крайне сложно, а порой и вовсе невозможно. В частности, это практически невозможно, когда добросовестным приобретателем имущества, ставшего предметом преступного посягательства, стала заграничная офшорная компания.

С сожалением отметим, что следствие, доказывая финансовое мошенничество, особое внимание уделяет доказыванию факта выбытия имущества из законного владения собственника (потерпевшего) путем обмана или злоупотребления доверием. Корыстная цель, к сожалению, в большинстве случаев доказывается факультативно.

Обращение имущества в пользу обвиняемого (ту самую корыстную цель) следователь считает тождественным незаконному обогащению обвиняемого и часто вопреки теории доказывания обосновывает это аргументами сослагательного наклонения.

По уголовным делам о «финансовых пирамидах» в конце 1990-х годов доказательством служили факты наличия в собственности обвиняемых недвижимости, дорогостоящих автотранспортных средств и т.д. И все равно уверенности в том, что корыстная цель доказана, тогда не было. Нет ее и сейчас, в том числе и по уголовным делам о рейдерских захватах.

Есть и второй фактор, заставляющий задуматься о совершенстве нашего уголовного законодательства. В ряде случаев рейдерский захват пресекается на стадии регистрации в ЕГРЮЛ фиктивной информации о единоличном исполнительном органе, т.е. в момент захвата управления в юридическом лице.

Наблюдается некоторая растерянность судов и следствия в такой ситуации. Правомерно ли применять в такой ситуации ст. 159 УК РФ, ведь фактического хищения имущества еще не произошло?

Некоторые правоприменители не колеблются, поскольку понимают, что захват управления совершается отнюдь не в альтруистических целях. Отчуждение наиболее ликвидных активов юридического лица «своим» контрагентам — единственная задача рейдеров. Поэтому смена исполнительного органа в юридическом лице путем обмана или злоупотребления доверием абсолютно верно квалифицируется как покушение на мошенничество.

Однако некоторые следователи, а вслед за ними и суды имеют свои взгляды на такую ситуацию.

Тушинским районным судом г. Москвы в феврале 2008 года вынесен приговор в отношении Гриднева, который дважды организовал регистрацию в ИФНС фиктивных сведений о единоличном участнике и генеральном директоре ООО «16» (цель внесения фиктивных сведений в ЕГРЮЛ в приговоре не указана).

Так как подсудимый признал свою вину в совершении преступления, предусмотренного п. «б» ч. 3 ст. 165 УК РФ, и согласился с рассмотрением дела в особом порядке, суд признал квалификацию преступления правильной и милостиво приговорил супостата к году лишения свободы с отбыванием наказания в колонии-поселении (т.е. прожить всего лишь год где-нибудь в деревеньке на севере страны без какой бы то ни было охраны или стражи, занимаясь незнамо чем).

Суд использовал в приговоре формулировку: «В результате преступления потерпевший утратил право участия в ООО "16", чем ему причинен особо крупный имущественный вред» и на этом основании сделал вывод о том, что в действиях Гриднева отсутствуют признаки хищения. Однако причинение имущественного вреда путем обмана без признаков хищения, которое предусмотрено диспозицией ст. 165 УК РФ, вроде бы имеет место быть.

Если вы помните, на ту же ст. 165 УК РФ суд перешел, рассматривая уголовное дело по «наезду» на Михайловский ГОК, о чем мы подробнейше писали выше.

В Белгородской области судом рассмотрено уголовное дело по обвинению Земцева в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 327 УК РФ, который с целью назначения генеральным директором ООО «Белгородфундаментспецстрой» лица, находящегося под его контролем, подделал протокол общего собрания участников данного ООО, зарегистрировав в ИФНС по г. Белгороду. Приговор — штраф в размере 50 000 рублей. И это за покушение на захват предприятия, активы которого превышали миллионы североамериканских долларов!

И в том и в другом случае следствие и суд не усмотрели в незаконном захвате полномочий по управлению активами юридического лица предусмотренного ст. 159 УК РФ завладения путем обмана и злоупотребления доверием права на имущество. А между тем единоличный исполнительный орган (генеральный директор) — единственное лицо, наделенное весьма существенным правом распоряжения имуществом юридического лица.

Правоприменителям при отсутствии должной фантазии весьма проблематично связать право корпоративного управления в юридическом лице (а именно оно и является первоначальной целью рейдеров) с имущественными правами, которые являются объектом преступного посягательства, предусмотренного упомянутой нами ст. 159 УК РФ.

В Красноярском крае прокурор вообще не усмотрел состава преступления в том, что группа лиц сфальсифицировала протокол собрания акционеров и направила его в налоговую инспекцию, в которой подделку распознали и протокол вернули заявителю. Прокурор посчитал, что хищения (и даже покушения) не произошло — имущество предприятия не отчуждено. Получение единоличным исполнительным органом права распоряжения имуществом юридического лица с момента регистрации в Едином государственном реестре юридических лиц во внимание не принято. Мы, разумеется, поддержали красноярских коллег, разъяснили сущность преступления, даже направили копии ранее вынесенных приговоров, но убедили ли прокурора — пока не известно.

Уйти от бесперспективного доказывания корыстной цели, создать механизм защиты системы корпоративного управления в юридическом лице, особенно на стадии государственной регистрации единоличного исполнительного органа, — вот задачи, которые стояли при проектировании новых уголовно-правовых норм.

Именно по этим мотивам в Следственном комитете при МВД России для создания новых уголовно-правовых норм не один год изучали следственную и судебную практику в своей стране, подвергали глубочайшему анализу законодательство зарубежных стран, пытаясь адаптировать эти нормы к отечественной правовой системе, при этом не нарушая логики построения существующей отрасли уголовного права.