Владимир Довгань - Опыт предпринимателя

Вдруг я вижу взвихрившуюся муть, блеск чешуи и понимаю, что это мой инструктор загарпунил свой первый балычок Надо и мне заняться тем же. Рыбины спят, словно привязанные к своим укрытиям. Сверху их не разглядеть – лишь иногда, когда они шевелят хвостами, мелькнет белый бок Делать нечего, нужно искать добычу.

Я стрелял по несчастным рыбехам, погруженным в зимнее оце­пенение, и это не доставляло мне никакого удовольствия. Под водой я думал о Лидии, которая осталась на берегу, в неказистом фанерном, но все же теплом домике. Я то и дело видел перед собой не рыбу, а подругу, разметавшуюся на кровати. Сдавленный толщей воды, я изнемогал от любовной страсти и мечтал лишь о том, чтобы побыстрее кончилась эта охота.

Сергей подает сигнал: всплываем! Кончается воздух, надо накачать баллоны. Бросаю рыбу, ружье, стягиваю подводную амуницию и несусь к нашей хибарке. Лидия ждет, ее обуревают те же желания, что и меня. К черту унылое подводное царство! Закрываемся в домике и с бешеной энергией занимаемся сексом.

В избушке нет вентиляции. Мы задыхаемся, обливаемся потом. Кровать неудобная, узкая. Но все это – такие пустяки! Час, дарованный Сергеем, – один счастливый миг. Мы с Лидией лежим, изнеможенные, потные, самые счастливые в мире. За стеной обрывается стук компрессора. Потом деликатно барабанит в дверь Сергей: все готово, пора опять под воду!

Я как мужчина, который одевается быстро, не отстаю от про­фессионала-подводника: надеваю гидрокостюм, вскидываю на спину баллоны, пристегиваю нож, подхватываю ружье с трезубцем. Опять уходим в ледяное безмолвие, шарим по дну лучами фонарей, подтягиваем на лесках извивающихся загарпуненных рыб. Но я опять думаю не об охоте, а о жарких объятиях Лидии.

Снова подъем. Перезарядка баллонов и час умопомрачительной любви, которой мы занимаемся с азартом Адама и Евы. Новое погружение, и так всю долгую зимнюю ночь...

В утренних сумерках мы с Лидией торопливо собираемся в обратный путь, на работу. Сергей перебирает добытую рыбу. Действительно, мы подстрелили немало ценных экземпляров. Наш милейший Балычок очень удивился, когда я отказался от своей доли. Я туманно сослался на то, что процесс для меня гораздо важнее добычи. Лидия Ивановна при этих словах не могла сдержать улыбки.

Я часто отрывал глаза от дороги, чтобы взглянуть на свою прекрасную возлюбленную. Она свежа, как будто не было бессонной ночи. Я, нагрузивший себя еще и несколькими часами подводной охоты, тоже не мог пожаловаться на усталость, словно силы в нас вливались свыше. В городе Лидия на прощанье прижалась ко мне и шепнула: «Я такая счастливая! Конечно, наш процесс гораздо важнее добычи!».

Я решил, что Лидия – это судьба'что1 именно с ней возможна су­пружеская жизнь под девизом «Совет да любовь!». Ее развод завершился, и мы решили зарегистрировать наш брак. Я был уверен, что вторая семья никогда не будет источником стрессов. Мне рисовалась тихая, спокойная гавань, недоступная для бурь.

Поездка в загс пришлась на чудесный мартовский день, тихий и теплый. Валил снег, сплошная завеса из мягких, нежных хлопьев – последний привет уходящей зимы. Все вокруг было девственно-белым -дорога, деревья, дома, тротуары. Люди улыбались. У них, как и у меня, эта первозданная белизна рождала весеннее настроение. Я начинал супружескую жизнь с чистого листа.

Мы с Лидией Ивановной решили не устраивать шумную свадьбу, а отметить это событие в самом узком кругу. Мое прошлое брачное торжество запомнилось мне несусветной суетой, попытками вспомнить старинные русские обряды и банальной пьянкой. У нас был план -расписаться и махнуть с одними свидетелями к моей бабушке в Федоровку, деревеньку километрах в тридцати от Тольятти.

Романтический снегопад все еще продолжался. У нас создалось фантастическое настроение совершающегося чуда, небывалого счастья. Всю дорогу до Федоровки мы мечтали, шутили, смеялись. В деревне, уже у дома бабушки, я взглянул на большой старинный храм, располагавшийся на другой стороне небольшой сельской площади. Замка на дверях не было, в высоких сводчатых окнах мерцал свет. Я, сам не знаю почему, предложил зайти сначала в церковь, постоять перед иконами, поставить свечи. Наверное, инстинктивно мне хотелось привнести в наш праздник частичку церковной святости.

Внутри ни единой души. Навстречу выходит батюшка в облачении и строго так говорит: «Ну, давайте, давайте, а то я заждался!». Это было приглашение к венчанию. Мы с Лидией Ивановной даже не задались вопросом, как сельский поп признал нас в качестве новобрачных и почему он нас заждался. Его слова в день чудес показались такими естественными, что мы тут же пошли к венцу. Бас батюшки, благословляг.шего нас на счастливую супружескую жизнь, вызывал не волнение – трепет.

Торжественный, значительный и сказочно красивый обряд закончился для нас слезами радости и умиления. Наши души воспарили под куполом, и мы увидели себя сверху, среди пылающих свечей и великолепия убранства, под сияющим церковным венцом. Браки совершаются на небесах!

У выхода мы, удивленные и просветленные, сталкиваемся с парой новобрачных. Оказывается, это они заказали венчание, но опоздали. Просто как в пушкинской «Метели»! Батюшка особо не расстроился: «Ну вот, еще и вас обвенчал! Живите с Богом!».

Вечер у бабушки был продолжением сказки. Много повидавшая, умудренная жизнью женщина безмерно любит меня, и я ее обожаю. В бревенчатом доме, как всегда, было уютно, тепло, в печке потрескивали дрова. Мы беседовали «за жизнь», угощались бабушкиными разносолами, чаевничали и, конечно, пели. Александр, наш свидетель, захватил с собой гитару. Мы спели все мои любимые армейские песни и те, что нравились Лидии Ивановне, и много других. Когда стало смеркаться, зажгли свечи...

Мы были самыми счастливыми людьми на свете. Вино на нашем замечательном празднике не пригодилось. Разве что выпили по бокалу шампанского. Удивительная была свадьба!

Мне не в чем упрекнуть Лидию Ивановну, мою вторую жену. Мы жили прекрасно. Семья, действительно, оказалась тихой гаванью, о которой я мечтал. Вдобавок у нас появился материальный достаток. В том, что произошло потом, виноват мой ген беспокойства, тяги к величию, вечности, славе, неукротимой и неподвластной мне. Кто заложил в меня эту программу, не знаю. Родители, родственники ничего подобного не испытывали. Не было этого стремления ни у таежников поселка Ерофей Павлович, в котором я родился, ни у знакомых в Тольятти.

Будильник тревоги способен звенеть в самой светлой, казалось бы, ситуации. Однажды на время ремонта квартиры мы с Лидочкой переселились в загородную гостиницу, в лес. Обстановка там напоминала курортную – свежий воздух, тишина, замечательный пейзаж. Мы с женой находили время прогуляться по дорожкам, ворковали, как голубки.