Коллектив авторов - Конец моды. Одежда и костюм в эпоху глобализации

Поэтому путешествие и погодные условия соприкасаются и в реальности, и в метафоре, а связь между ними скрепляется неопределенностью и носит на себе печать настоящего момента. Так что надо быть готовым: в очень широком смысле одежда – это еще и помогающая сохранить жизнь «капсула». Вот почему привычку к многослойной одежде можно рассматривать в теоретическом аспекте. Униформы, которые мы носим – буквально и метафорически, – ограничивают нас и загоняют в рамки стереотипов. Наоборот, когда мы надеваем много вещей, получая возможность одеться или раздеться в зависимости от изменений погоды, то в этом выражается гибкость, благоразумное умение приспосабливаться, стремление принять любые обстоятельства, никогда не капризничая.

Если, с одной стороны, чередование «весенне-летней» и «осенне-зимней» коллекций по-прежнему задает темп производству, рынку и потреблению одежды, то, с другой стороны, можно отметить странное отсутствие закономерностей в отношениях между погодой и одеждой. Сегодня за счет многослойности или создания новых синтетических материалов появилась «всесезонная одежда», не в том смысле, что ее одинаково можно носить и в летнюю жару, и при температуре ниже нуля, а как абстракция, как потенциальная возможность нарушить привычные законы метеорологии. Эта абстракция часто осуществима как акт воображения. Он подобен тому акту воображения, который совершается, когда под нашим взглядом или даже на наших собственных ногах модель брюк, когда-то получивших название «капри», перестала, как в шестидесятые годы, ассоциироваться только с ледяным лимонадом, босыми ногами и залитыми солнцем пьяцца и обрела новую жизнь дождливой осенью в городской среде. Ткань стала более теплой, а шерсть, флис, ворс покрывают ноги защитным слоем по колено или чуть ниже. Материи ярких цветов и клетчатых расцветок плотно облегают бедра или сидят на них свободно. На смену «капри» приходят более традиционные «бриджи», а затем контрастирующие с ними более классические модели расклешенных джинсов. Мода мгновенно улавливает новые словечки и переосмысляет их: брюки длиной до колена под величественными или крикливыми шубами, вновь ставшие популярными «юбки-шорты» из семидесятых, вариации на тему «брюк гольф». Создаются модели, имитирующие предметы армейского или альпинистского снаряжения и вытесняющие привычные элементы летнего гардероба, прообразы которых некогда можно было увидеть на Брижит Бардо и Джеки Кеннеди, прогуливающихся по мощеным улицам Французской Ривьеры или того же Капри. Одежда преодолевает границы календарных сезонов и превращается в нарративный символ, придавая и климату, и времени виртуальное измерение.

Формы времени в моде заметно изменились по сравнению с началом XXI столетия. В сфере производства развитие быстрой моды нарушило, пусть и не окончательно, прежний сезонный ритм, так как производственная цепочка выстраивается уже не с учетом длительных сроков, необходимых для пошива прет-а-порте, а исходя из сиюминутных нужд потребления. В сфере коммуникации традиционные медиа теперь соседствуют с новыми, от блогов до телепередач. Новые медиа иногда полностью замещают прежние, а иногда дополняют их. Нарратив, повествование от первого лица и индивидуализация потребления сегодня играют большую роль, чем раньше, в формировании дискурсов моды. Блоги потеснили журналы, онлайн-шопинг набирает все большую популярность и становится все более удобным для покупателей, в маркетинге и торговле все чаще прибегают к сторителлингу, а мода тесно переплетена с другими культурными и коммуникативными системами.

Эти изменения связаны с тем, что я называю временем состаривания. По словам Аппадураи, налет старины – «свойство товаров, заключающееся в том, что их возраст становится ключевым показателем их элитности» 78 78 Ibid. P. 75. . Это естественный след времени на поверхности вещей, постепенно вбирающий в себя подлинную, истершуюся, выдержанную сущность вещей, которые он покрывает. Мода живет в этом времени состаривания и за счет его, вдохновляясь и подпитываясь прошлым, которое дает возможность одновременно оживить все больше эпох посредством отсылающих к ним одежды и аксессуаров. Налет старины повышает символическую ценность вещи: говорят, например, что в обычае некоторых денди было давать поносить на время новый костюм слуге, прежде чем выходить в нем в свет. Таким образом костюм приобретал налет старины – реальный и метафорический, – который был и следом времени, и печатью уникальности, выражающейся в присущих только этой модели штрихах.

Сегодня налет старины с наибольшей последовательностью и полнотой проявляется в винтаже. Это слово первоначально относилось к модной одежде, возвращению к прошлому, которое утрачивало свои прежние смыслы и обретало новые в настоящем своих знаков. Сегодня оно во многих сферах жизни стало понятным на уровне здравого смысла. Сейчас понятие «винтаж» обычно употребляют по отношению к предметам одежды, мебели и в целом вещам из недавнего прошлого, охватывающего, как правило, период в пятьдесят или чуть больше лет. Расширяя его значение, мы говорим: «Этот человек распространяет вокруг себя ауру винтажа», «В этом месте винтажная атмосфера», «У этого исполнителя винтажный стиль», отсылая к ситуациям, указывающим на не столь давнюю старину или попытки ее возродить. Это могут быть «космические» мини-платья, похожие на те, что придумывали в шестидесятые годы Андре Курреж и Пако Рабан, кожаная куртка, созданная под влиянием стиля панк в семидесятые, пышная прическа, как у Мадонны в фильме «Отчаянно ищу Сьюзен» (Desperately Seeking Susan, реж. Сьюзен Зейделман, 1985), или автомобиль с прямоугольными очертаниями из восьмидесятых. Сегодня эти знаки кажутся нам неизменно актуальными, однако за свою историю они знали времена, когда их популярность резко снижалась и они оказывались забыты, иногда даже с некоторым отвращением. Спустя десятилетия эти знаки снова вошли в моду, будучи открыты заново новыми поколениями в потоке образов и коммуникации; старшее поколение наблюдает за их возрождением со снисходительной сентиментальностью.

О винтаже говорят в первую очередь применительно к одежде, потому что она напрямую связана с телом, кожей, тактильными ощущениями, а значит, находится в особых отношениях со всеми человеческими чувствами. Но одной лишь памятью или ностальгией нельзя объяснить притягательность недавнего прошлого для нашего времени. Благодаря винтажным предметам, образам и знакам мы можем смотреть на мир с точки зрения истории, можем оживить опыт прошлого, – хотя этот период и будет коротким, как «короткий двадцатый век» в известной формулировке Эрика Хобсбаума, – что, казалось бы, невозможно в настоящем. Мы вынуждены привыкать к таким ценностям, как скорость, многозадачность, быстрота, краткость, а иногда еще и умение присутствовать в нескольких местах одновременно: эти ценности сами по себе нельзя назвать отрицательными, но иногда они оказывают такое давление, что нам приходится быть поверхностными, заурядными, утрачивать чувство времени и пространства. Время состаривания, наоборот, возвращает нам лучшую часть прошлого; оно воскрешает ауру вещей и побуждает нас к вторичному использованию и переработке объектов и знаков.