Коллектив авторов - Конец моды. Одежда и костюм в эпоху глобализации

В основе межкультурного перевода лежит иногда почти механический или сложный процесс, в ходе которого знаки проникают из одной культуры в другую и их интерпретируют, воспроизводят, используют, переосмысляют, цитируют, смешивают, соединяют. Межкультурный перевод может вылиться в насильственную трансформацию этих знаков в стереотип, например, когда доминирующая культура поглощает или перерабатывает с искажением знаки подчиненной или «другой» культуры, но может и привести – и именно в таком значении я буду говорить о нем – к созданию пространства взаимодействия, «третьего измерения», говоря словами Рэй Чоу, третьей межкультурной области 84 84 Calefato P. La moda oltre la moda. Milano: Lupetti, 2011. P. 138. .

Например, самостоятельное производство одежды по всему миру сегодня часто соединяет в себе отсылки к прошлому, модную классику и стилистическую новизну. Кроме того, внимание, уделяемое таким практикам, как переработка и повторное использование, и в целом этический интерес к производству одежды и срокам ее службы, побуждает сделать акцент на темах, в контексте которых межкультурный перевод означает также осознание общедоступных возможностей в эпоху глобализации. Таким образом стирается привычное разграничение, которое в процессе становления моды как системы социальных связей возникло между модой (западной) и традицией (незападной), между центром и периферией, между империями и колониями. Облеченное одеждой тело не соотносится ни с какими стандартами, вечно повторяясь в соответствии с некими «традициями» или «первичными» культурными особенностями: даже та одежда, которую мы ошибочно считаем более традиционной и всегда одинаковой, подчиняется циклическим изменениям моды и вкуса.

С этой точки зрения весьма интересно проанализировать стереотипы, бессознательно заложенные в одну из вещей в коллекции Джорджо Армани 2011 года, работая над которой, модельер черпал вдохновение в традиционных японских формах, тканях и фасонах: «По парижским улицам расхаживает теперь гейша, которая на самом деле никакая не гейша, а некое видение Японии, мечта, образы, отпечатавшиеся в памяти и перенесенные на подиум средствами итальянского стиля и чисто европейского искусства высокой моды» 85 85 Filipinni R. Armani privé riscrive eleganza della geisha // ANSA. 2011. July 6. www.ansa.it/web/notizie/photostory/spettacolo/2011/07/06/visualizza_new.html_789622551.html . . В основе этой интерпретации – характерные для Европы способы выражения идентичности, противопоставленные образу «гейши», а за «Японией» стоят главным образом воспоминания или мечты, вдохновляющие западного дизайнера. Искусство высокой моды — типично европейский феномен, и разве могло быть иначе? Стиль – однозначно «итальянский». На постколониальном Востоке продолжается колонизация через образы и язык. Но «аутентичны» ли эти образы? Или же они некая проекция в восточном духе, причем в обоих значениях слова «проекция»: как приписывание кому-то другому чувств, которые человек отвергает или не хочет признавать за собой, а потому видит их в других людях и предметах, и как проецирование изображений, например фильма на экране?

В связи с этой же коллекцией Армани отметил: «Когда вдохновляешься Японией, возникает риск создания одежды, похожей на костюмы, но я стараюсь дистанцироваться от фольклора и по-прежнему верен европейским моделям» 86 86 Geisha o Dea // La Repubblica (last modified 2011. July 6). ricerca.repubblica.it/repubblica/archivio/repubblica/2011/07/06/geisha-dea.html . . За этими словами скрывается устоявшееся представление, согласно которому Европа как средоточие моды (и современности) противостоит Японии (и Востоку), где преобладает традиционная одежда, типичная для культуры, понимаемой как «фольклор», не меняющейся веками и безразличной к веяниям современности. Эти стереотипы свидетельствуют о том же противоречии, на которое Аппадураи указывает в связи с понятием «культура» 87 87 Appadurai. Modernity at Large. Pp. 12–13. , относящимся к тому, что по умолчанию всегда считается неизменным, а на деле непрестанно меняется. Вспоминается завораживающий фильм Дэвида Кроненберга «М. Баттерфляй» (M. Butterfly, 1993), в котором французский дипломат, находясь в Китае, увлекается местной оперной певицей и пребывает в плену у своего стереотипного представления об образе «восточной женщины», не будучи в состоянии осознать, что его возлюбленная – в действительности мужчина 88 88 Chow R. Ethics after Idealism. Theory, Culture, Ethnicity, Reading. Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press, 1998. Pp. 74–97. . Очевидно, что в основе этих представлений режиссера – образ Баттерфляй из оперы Пуччини «Мадам Баттерфляй».

Теория моды – сложная, многообразная и междисциплинарная область знаний, открывающая широчайшие возможности человеческого тела, способного создавать не только неожиданные знаки и значения, но также ограничения и стереотипы, способствующие овеществлению тела посредством моды и ее образов. Идея перевода присутствует здесь и метафорически, и буквально – на уровне межкультурных отношений, в соответствии с предложенной Беньямином концепцией перевода как практики, в которой пределом для языка становится «чуждость языков» друг другу, но которая в то же время является единственной его возможностью достичь своей наивысшей формы и наибольшей чистоты. В этом смысле теория моды сегодня охватывает все разнообразие исследований моды, направленных, в частности, на материальные и профессиональные процессы ее производства и воспроизводства: планирование, разработку дизайна, коммуникацию и изготовление. Кроме того, теория моды включает в себя такие темы, как экология, этика, отношения между Востоком и Западом, между странами Юга и Севера, роль одежды в конструировании различных идентичностей, взаимоотношения тела и технологий, моды и медиа, новое в культурном и экономическом плане восприятие роскоши в наше время, пересечение границ между языками и культурами.

В 2015‐м и в первые месяцы 2016 года греческий остров Лесбос стал промежуточным пунктом на пути почти полумиллиона мигрантов и беженцев, по морю устремившихся главным образом из Сирии в Европу. Достигнув суши, многие из них выбрасывали использованные спасательные жилеты, в результате чего в одной из частей острова образовался настоящий черно-оранжевый холм. Для многих попытка пересечь Средиземное море кончилась гибелью, потому что немалая доля этих спасательных жилетов была изготовлена на нелегальных турецких фабриках из небезопасных и не подходящих для этого материалов. В январе 2016 года волонтеры одной из негосударственных международных организаций создали в этом месте творческую инсталляцию, выложив из 2500 спасательных жилетов гигантский знак мира. Сейчас на склоне холма на Лесбосе скопились тысячи спасательных жилетов, заключающих в себе ДНК своих бывших владельцев: это не куртки-пилот, не «аляски», не модные кожаные куртки, а одежда, напоминающая о плавании и надежде на свободу. Холм спасательных жилетов на Лесбосе, съемка которого с беспилотника проводилась по случаю визита на остров папы Франциска, символизирует современное состояние облеченного одеждой тела и культурные потоки, в которых тело выступает главным участником.