Анна Холландер - Пол и костюм. Эволюция современной одежды

Синтез этих двух образов состоялся в следующие несколько лет благодаря голливудской актрисе Кларе Боу. Это образ Юной Девушки, сексуальной, но обладающей чувством собственного достоинства и чувством юмора, которая сама пробивается в жизни достойными способами, носит яркие, жизнерадостные, мобильные наряды, открывающие ноги в действии — пляшет ли она с удовольствием или целеустремленно куда-то шагает. Многие кинематографические версии этого образа создали новый идеал женщины и новую элегантность, явно не нуждающуюся ни в кумулятивном эффекте жизненного опыта, ни в результатах старательного ухода за собой. Рафинированной французской версией американского образа стала фигура самой Шанель — пример того, как быть юной, стройной и независимой Девушкой до самой смерти, до восьмидесяти восьми лет (к ней и тогда обращались «мадемуазель»). Возлюбленная многих, но не чья-то жена, мать или дочь, она разбогатела благодаря собственному профессионализму и трудолюбию; она была хорошим другом и ровней великих и почти великих мира сего. Раньше таких биографий попросту не бывало, не считая разве что знаменитых актрис, причем такое поведение не считалось социально приемлемым. Но в XX веке женщину, подобную Шанель, уже признавали респектабельным членом общества. Ее одежда — элегантная, сексуальная и в то же время молодежная — должна была отражать и новую свободу, и неотъемлемое внутреннее достоинство.

Скажем еще несколько заключительных слов о тесных корсетах и длинных нижних юбках. Несмотря на то что в наше время бунтарство превозносится как естественное, универсальное чувство и даже добродетель, не следует предполагать, что в прошлом все женщины в длинных юбках и тесных корсетах ощущали себя жертвами и были раздосадованы своей беспомощностью. Елизавета I, Екатерина Медичи и Екатерина Великая твердой рукой вели свои народы сквозь трудные времена с большим политическим талантом, энергией и усердием, и при этом обычно были облачены в тяжелые, неуклюжие, туго перетянутые в поясе наряды с непомерно пышными юбками и рукавами. Нет ни малейшего сомнения, что благодаря такой одежде их ощущение собственной влиятельности, их политическая и интеллектуальная сноровка только усиливались. Больше того, эта одежда придавала оттенок сексуальной властности образу своих носительниц — в их собственных и чужих глазах. Елизавета всегда была худой, но обе Екатерины в пожилые годы стали очень тучными. Сам их вид в королевском облачении производил чрезвычайно сильное впечатление, пожалуй, более сильное, чем облик монархов-мужчин, их современников.

Безусловно, одежда такого рода не приковывала королев к трону, не сводила их речи к легкомысленной болтовне, не делала покорными и апатичными и не побуждала в любой момент упасть в обморок. Она также, рискну добавить, не доставляла им особых неудобств. Особы их положения сохраняли телесную величественность, умственную энергию и риторическое мастерство, добрый нрав, хорошие манеры наряду со способностью сидеть, стоять и двигаться с царственной грациозностью, гарцевать верхом и часами красиво танцевать, постоянно преодолевая трудности ношения такой одежды. Самоощущение царственных особ и производимое ими впечатление проникнуты аурой власти и триумфа, а вовсе не покорности под тяжким бременем — как мужчины, так и женщины.

Место, где мы сейчас можем увидеть, как все это работало, — оперная сцена. К примеру, мужские и женские звезды оперы Верди «Дон Карлос», действие которой разворачивается как раз в период правления Елизаветы I и Екатерины Медичи, облачены в такие же жесткие, тяжелые и избыточные костюмы, какие действительно были в ходу в эпоху Ренессанса. На них те же инкрустации, жесткие рюши, затейливые шляпы и сложные корсеты. Мы видим, как великолепно певцы и певицы исполняют сложные арии, как живо и убедительно играют драматические роли, как они при этом ходят и стоят, с каким неизменным изяществом кланяются или опускаются на колени, как идеально сохраняют ритм в танце, при этом не сводя глаз с дирижера, держа в уме ноты, текст и мизансцену, полностью контролируя свой хрупкий голосовой инструмент и неся на себе всю эту сверкающую, несгибаемую и неподъемную тяжесть легко, словно не замечая ее. Зрители восхищаются этими умениями оперных артистов и артисток, по праву отдавая им должное, и рукоплещут не только их великолепным голосам. Современная публика, привыкшая к одежде, которую легко снять, испытывает ощущение чуда и восхищение на грани зависти.

В реальной жизни в эпоху Ренессанса аристократы и мелкопоместные дворяне обоего пола проявляли такой же героизм в ношении одежды, как и позже во времена Екатерины Великой, да и в XIX веке. Тогда не только женские юбки, но и военная форма достигала крайних пределов жесткости и зрелищности. Мужские корсеты, которые в те времена часто носили для того, чтобы сохранить идеальную строгость и несгибаемость военной формы, на самом деле восходят к тугому перепоясыванию чресл у воинов в древних культурах. Корсеты, отдельные или вшитые в костюм, носили и мужчины и женщины, осознавая заключенную в них внешнюю и внутреннюю силу, не в последнюю очередь — эротическую; силу, превосходящую тривиальное физическое неудобство. Мы уже отмечали притягательность наглядного сексуального героизма, этого захватывающего, соблазнительного зрелища непринужденного усилия.

Таким же образом ощущали себя поколения самых обычных женщин в длинных юбках и жестких корсетах — во всеоружии и в наилучшей форме. Они чувствовали, что одежда поддерживает их и укрепляет, придает привлекательность и значительность как женщинам и как личностям, надежно храня при этом их секреты. В ней они могли чувствовать себя трезвомыслящими или игривыми, энергичными или томными — в зависимости от личных особенностей и от окружающей обстановки.

Такая одежда явно не препятствовала обычной физической активности, в том числе и танцам, требовавшим в те времена большой физической выносливости. На дошедших до нас фотографиях мы видим, что в многослойные юбки облачены не только конькобежки и теннисистки, но даже скалолазки. Поколения женщин в туго зашнурованных корсажах и длинных юбках целыми днями сновали вверх-вниз по лестницам, хлопоча по хозяйству, отмывали ванны, выбивали ковры, развешивали белье и бегали за детьми. Самую обычную работу на ферме выполняли в корсетах и длинных юбках, как, например, на полотнах Ван Гога и Милле; как мы знаем из книг и иллюстраций к ним, в такой же одежде ходили городские фабричные работницы и тем более конторские служащие. В городах вообще считалось, что без корсета ходят лишь падшие женщины и неряхи. Конечно, бывало, что работницы на полях и в шахтах обходились без корсета; и все же ношение его являлось нормой для всех сословий. Его, без сомнения, носили и ленивые жены, и юные ветреницы, и беспутные куртизанки; и представительницы всех категорий, скорее всего, чувствовали, что такая одежда сковывает их движения.