Дэниэл Деннет - Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

По всей видимости, преадаптация подразумевает, что, выполняя какую-то иную функцию на первых стадиях развития, протокрыло знает, к чему все идет, – оно предназначено для того, чтобы впоследствии обеспечить возможность полета. В учебниках за введением этого понятия обычно немедленно следует отрицание всякого намека на предопределение. (Но слово, очевидно, неудачно, если его невозможно использовать, не сопроводив отрицанием его буквального значения.) 444

«Преадаптация» была ужасным термином ровно по тем причинам, о которых говорит Гулд, но заметьте, он не заявляет, что жертвы его критики совершили грубую ошибку, допустив, будто естественный отбор наделен даром предвидения – он признает, что они «немедленно отреклись» от этой ереси непосредственно при введении термина. Они немного оступились, избрав неуклюжее слово, использование которого, весьма вероятно, должно было привести к путанице. В этом случае отказ от «преадаптации» в пользу «экзаптации» можно рассматривать как мудрый выбор термина, больше подходящего для того, чтобы прояснить ортодоксальные воззрения адаптационистов. Однако Гулд не был согласен с такой реформистской интерпретацией. Он хотел, чтобы экзаптация и антревольты стали «потенциально фундаментальной» и «недарвинистской» альтернативой.

Мы с Элизабет Врба предложили заменить неудобное и сбивающее с толку слово «преадаптация» более содержательным термином «экзаптация» – для обозначения любого органа, не эволюционировавшего под действием естественного отбора для выполнения своей нынешней функции либо из‐за того, что у предков он исполнял другую функцию (классическая преадаптация), либо потому, что он был нефункциональной частью тела, доступной для последующего использования 445.

Однако, согласно ортодоксальному дарвинизму, каждая адаптация является тем или иным видом экзаптации – утверждение банальное, ведь никакая функция не вечна; если зайти достаточно далеко вглубь веков, вы обнаружите, что каждая адаптация развилась из предшествующих структур, каждая из которых либо имела какую-то иную функцию, либо вообще никак не использовалась. Гулдовская революция экзаптации исключила бы лишь один вид явлений – тот, который ортодоксальные адаптационисты в любом бы случае «немедленно» дезавуировали: запланированные преадаптации.

При внимательном рассмотрении революция антревольтов (против панадаптационизма) и революция экзаптации (против преадаптационизма) развеиваются, словно дым, поскольку со времен самого Дарвина дарвинисты обычно чурались как одного, так и другого. Эти мятежи не только не поставили под вопрос ни один из догматов ортодоксального дарвинизма – введенные в их ходе термины могут с той же вероятностью привести к путанице, что и термины, которые предлагалось ими заменить.

Сложно быть революционером, если элиты так и норовят вас кооптировать. Гулд часто жаловался, что мишень его критики, неодарвинизм, признает те самые исключения, которые он рассчитывает превратить в возражения, «и это ужасно мешает любому, кто стал бы говорить о синтетической теории с целью ее раскритиковать» 446.

Подчас синтетическую теорию толкуют настолько широко (обычно этим грешат ее защитники, желающие, чтобы она была в состоянии дать ответ на критику и инкорпорировать ее), что она теряет всякое значение, ибо включает все на свете… Стеббинс и Айала (два выдающихся защитника синтетической теории) попытались победить в споре, переопределив термины. Сущностью синтетической теории должно быть ее дарвинистское ядро 447.

Странно видеть дарвиниста, наделяющего нечто сущностью, но можно согласиться со смыслом, если не с формой, сказанного Гулдом: в синтетической теории есть нечто , что он хочет опровергнуть, но прежде, чем нечто опровергнуть, нужно понять, о чем идет речь. Временами Гулд утверждал 448, будто видит, как синтетическая теория делает эту работу за него, «застывая» и превращаясь в хрупкий символ веры, который будет проще атаковать. Если бы! На самом деле, стоило ему вступить в бой, как синтетическая теория демонстрировала свою гибкость, к его разочарованию с легкостью вынося удары. Однако, думается мне, он прав, и у синтетической теории и в самом деле есть «дарвинистское ядро»; думается, прав он и в том, что это ядро – его цель; он просто этого еще не понял.

Если дело о «вездесущей адаптации» закрыто, то что же тогда с делом о градуализме – другом основном элементе синтетической теории, которая, по мнению Гулда, «терпит неудачу»? Попытка революционного переворота, направленного против градуализма, была, строго говоря, самым ранним из мятежей Гулда; первый его залп раздался в 1972 году, когда в словаре эволюционистов и сторонних наблюдателей появился еще один знакомый нам термин: прерывистое равновесие .

Найлз Элдридж и Гулд в соавторстве написали статью, в которой ввели этот термин: «Прерывистое равновесие: Альтернатива филетическому градуализму» 451. В то время как ортодоксальные дарвинисты, по их мнению, склонны считать все эволюционные изменения постепенными, они настаивали на том, что, напротив, развитие происходит скачками: длинные периоды отсутствия перемен или стазиса – равновесие – перемежаются внезапными и драматичными краткими периодами быстрых изменений – рывками. Иллюстрацией основного тезиса часто становится сопоставление двух древ жизни (ил. 29).

Можно представить, что по горизонтали отмечается какой-либо конкретный аспект фенотипической вариации или устройства тела – разумеется, чтобы отразить все изменения, потребуется многомерное пространство. На традиционном изображении Древа Жизни (слева) показано, что всякое движение в Пространстве Замысла (то есть вправо или влево на рисунке) происходит более или менее стабильно. Напротив, в случае прерывистого равновесия видны длинные периоды существования конструкции без изменений (вертикальные отрезки), прерываемые «мгновенными» перемещениями в сторону в Пространстве Замысла (горизонтальные отрезки). Чтобы понять главный тезис этой теории, проследите эволюционную историю вида К на каждом рисунке. На традиционном изображении представлено более или менее постепенное восходящее движение от вида-Адама, А . Согласно предложенной альтернативе, К также является потомком А, и это происходит за тот же период времени в результате такого же восходящего движения в Пространстве Замысла, но само движение не представляет собой постепенный подъем, а происходит рывками. (Эти рисунки могут оказаться коварным предметом размышлений; суть противопоставления сводится к разнице между пандусом и лестницей, но существенные шаги – это прыжки в сторону , тогда как вертикальные отрезки – всего лишь скучные периоды «движения» только сквозь время, без перемещений в Пространстве Замысла.)