Дэниэл Деннет - Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

А теперь задумаемся: дает ли мое поведение в этой ситуации какие-то основания для того, чтобы предположить, будто Homo sapiens генетически предрасположен к поведению, характерному для мурены? Разве испытываемый мною в описанной ситуации стресс реанимировал некую древнюю стратегию, дремавшую в моих генах с тех времен, когда мои предки еще были рыбами? Разумеется, нет. Эта стратегия попросту слишком очевидна. Она казалась вынужденным ходом, но была как минимум Удачным решением. Мы не удивились бы, обнаружив, что марсиане в марсианских пещерах занимают оборонительную позицию, становясь спиной к стене, и не подумали бы на этом основании, будто вероятность обнаружить среди предков марсиан мурен окажется выше нуля. Конечно, я – отдаленный родич мурен, но тот факт, что в данной окружающей среде я открыл эту стратегию, несомненно, объясняется лишь ее очевидной успешностью (если учесть мои потребности и желания, а также осознание ограниченности на тот момент собственных способностей). Перед нами иллюстрация фундаментальной сложности (не непреодолимой, но гораздо более серьезной, чем принято признавать), мешающей делать выводы в области социобиологии человека: если мы показываем, что конкретный тип человеческого поведения повсеместно или практически повсеместно присутствует в весьма далеких друг от друга человеческих культурах, то это вовсе не равно доказательству наличия генетической предрасположенности к подобному поведению. Насколько я знаю, во всех известных антропологам культурах охотники бросают копья заостренным концом вперед, но из этого, очевидно, не следует, что есть «остроконечный» ген, на практике зафиксированный у нашего вида.

Различные виды животных могут проявлять сходную, хоть и не столь ярко выраженную способность переизобретать колесо – несмотря даже на отсутствие у них культуры. Осьминоги поразительно умны, и, хотя они не проявляют признаков переноса культуры, они достаточно сообразительны, чтобы нас не удивляло открытие, что они в частном порядке находят множество Удачных решений для задач, которые никогда не вставали перед их предками. Любое подобное единообразие могло быть неверно интерпретировано биологами как знак существования особого «инстинкта», когда на самом деле это всего лишь общая разумность, которая снова и снова позволяет им наталкиваться на одну и ту же великолепную идею. Перенос культуры делает интерпретацию поведения Homo sapiens во много раз сложнее. Даже если некоторые отдельные охотники недостаточно умны, чтобы самостоятельно понять, что копье следует бросать острым концом вперед, их сородичи им об этом расскажут или они сами заметят такое поведение и немедленно оценят его результаты. Иными словами, если вы – не полный идиот, то вам не нужно генетическое основание для адаптации, которую вы в любом случае заимствуете у друзей.

Трудно поверить, что социобиологи могут ошибиться, проигнорировав эту постоянно присутствующую возможность, но есть поразительные свидетельства того, что они снова и снова совершают эту ошибку 873. Можно вспомнить о множестве случаев, но я остановлюсь на особенно заметном и хорошо известном. Хотя Э. О. Уилсон ясно заявляет 874, что человеческое поведение, которое можно объяснить конкретной генетической гипотезой, должно быть «наименее рациональным в человеческом репертуаре… иными словами, оно предполагает существование врожденных, биологических явлений, которые в наименьшей степени поддаются культурной мимикрии», далее 875он, например, заявляет, что существование территориальности во всех человеческих культурах (нам, людям, нравится называть какие-то фрагменты пространства своими) – это очевидное доказательство наличия у нас, как и у очень многих других видов, врожденной генетической предрасположенности оборонять свою территорию. Может, это и так – на самом деле, это не было бы удивительно, поскольку многие виды очевидным образом демонстрируют врожденное территориальное поведение, и сложно представить, какая сила могла бы удалить такую предрасположенность из нашего генотипа. Но само по себе повсеместное присутствие территориальности в человеческих обществах вовсе не является тому доказательством, поскольку территориальность так уместна во множестве человеческих практик. Если она и не вынужденный ход, то близка к тому.

Те же соображения, которые в других областях биосферы свидетельствуют в пользу объяснения явлений с точки зрения естественного отбора адаптации, – очевидная полезность, явная ценность, неоспоримая разумность замысла – в случае человеческого поведения свидетельствуют против необходимости в любом подобном объяснении. Если решение настолько удачно, то во всех культурах его будут постоянно открывать заново, и для этого не нужны ни генетическая передача по наследству, ни культурный перенос отдельных элементов 876. В двенадцатой главе мы видели, что именно перспектива параллельной культурной эволюции (переизобретение колеса) мешает нам превратить меметику в науку. С той же сложностью и по тем же причинам сталкиваются любые попытки вывести генетические факторы из культурной схожести. Но, хотя Уилсон иногда отмечал существование этой проблемы, в других местах он о ней забывает:

Поразительно сходство между древними цивилизациями Египта, Месопотамии, Индии, Китая, Мексики и Центральной и Южной Америки в этих основных чертах. Их невозможно объяснить случайностью или взаимообменом культур 877.

Нам надо по очереди рассмотреть все поразительные сходства, чтобы решить, нуждаются ли какие-либо из них в генетическом объяснении, ибо, помимо взаимообмена культур (культурного наследования) и случайности, существует возможность повторного изобретения. В случае многих или всех подобных сходств могут действовать конкретные генетические факторы, но, как настаивал Дарвин, лучшим доказательством всегда будут индивидуальные особенности – причудливые гомологии – и пережитки, не являющиеся более рациональными. Наиболее убедительные подобные случаи в настоящее время изучаются на базе недавно заключенного под именем эволюционной психологии альянса социобиологии и когнитивной психологии 878. Акцентирование внимания на конкретном примере позволит увидеть полезный контраст между хорошим и плохим дарвинистским мышлением в изучении человеческой природы и прояснить, какое место отводится только что упоминавшейся рациональности (или всего лишь неглупости).

Насколько мы, люди, логичны? Кажется, что в некоторых отношениях – в высшей степени, в других же неприлично непоследовательны. В 1969 году психолог Питер Уэйсон разработал простой тест, который умные люди (например, студенты университета) проходят весьма неудачно. Можете сами попробовать. Перед вами четыре карточки: некоторые перевернуты вверх той стороной, на которой изображены буквы, другие – той, на которой цифры. У каждой карточки с одной стороны буква, а с другой – цифра: