Дэниэл Деннет - Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Стратегия интерпретации организмов как артефактов во многом похожа на стратегию, известную инженерам как обратное конструирование 294. Когда инженеры компании «Рейтеон» хотят сделать электронный прибор, который мог бы составить конкуренцию прибору «Дженерал электрик», они покупают несколько приборов «Дженерал электрик» и начинают их изучать: это и есть обратное конструирование. Приборы используют, тестируют, просвечивают рентгеном, разбирают и подвергают каждую деталь интерпретативному анализу: почему инженеры «Дженерал электрик» сделали эти провода такими тяжелыми? Зачем здесь дополнительные регистры запоминающего устройства? Добавили ли они второй слой изоляции, и если да – то зачем так заморачиваться? Заметьте, предполагается, что на все эти «зачем» и «почему» есть ответ. Все обоснованно; в «Дженерал электрик» ничего зря не делают.

Конечно же, если занятые обратным конструированием инженеры достаточно мудры и достаточно глубоко познали самих себя, им ясно, что предположение, будто разработчики «Дженерал электрик» всегда по умолчанию будут принимать наилучшее решение, слишком сильно: иногда в инженерных проектах появляются глупые и бессмысленные элементы, иногда конструкторы забывают убрать элементы, больше не играющие существенной роли, а иногда не замечают простые способы решения проблемы, которые потом покажутся очевидными. Тем не менее следует по умолчанию ожидать наилучшего решения; если при обратном конструировании инженеры не будут предполагать наличия у наблюдаемых ими решений разумных причин, нельзя будет даже начать анализировать устройство прибора 295.

Дарвиновская революция не отметает идею обратного конструирования, а скорее позволяет ее переформулировать. Вместо того чтобы пытаться догадаться о намерениях Бога, мы пытаемся понять, какие причины (если они вообще есть) побуждают Мать-Природу – то есть процесс эволюции путем естественного отбора – делать что-то определенным образом, а не как-то иначе. Некоторые биологи и философы крайне не любят вести подобные разговоры о мотивах, которыми руководствуется Мать-Природа. Им кажется, что это шаг назад, необоснованная уступка додарвиновским способам мышления, в лучшем случае – предательская метафора. А потому они склонны соглашаться с Томом Бетеллом, современным критиком дарвинизма, когда тот полагает, что такие двойные стандарты кажутся несколько подозрительными 296. Я считаю, что она не только совершенно обоснована – она в высшей степени плодотворна и, строго говоря, неизбежна. Как мы уже видели, даже на молекулярном уровне невозможно заниматься биологией, не прибегая к обратному конструированию, а обратное конструирование невозможно, если мы не задаемся вопросом, каковы причины существования того, что мы изучаем. Следует задавать вопросы «почему?» и «зачем?». Дарвин не доказывал, что мы не должны их задавать; он показывал, как на них отвечать 297.

Поскольку следующая глава будет посвящена обоснованию этого тезиса посредством демонстрации того, в каких отношениях процесс эволюции путем естественного отбора напоминает хитроумного инженера, важно сначала сказать о двух чертах, делающих этот процесс совершенно непохожим на хитроумного инженера.

Когда мы, люди, проектируем новый механизм, мы обычно начинаем со вполне рабочей версии уже существующего механизма: с более ранней модели, прототипа или уже готового макета. Мы внимательно его изучаем и пробуем внести различные изменения: «Если мы вот так отогнем вверх этот зажим и чуточку сдвинем застежку-молнию, будет еще лучше». Но эволюция работает не так, что особенно очевидно на молекулярном уровне. Конкретная молекула имеет определенную форму и будет разрушена, если ее слишком усердно сгибать или перестраивать. И поэтому для улучшения проекта молекулы эволюции приходится создавать другую молекулу – практически точную копию той, что недостаточно хороша, – а старую списывать со счетов.

Считается, что коней на переправе менять никогда не следует, но эволюция всегда их меняет. У нее нет иного способа что-то исправить – только отбор и выбраковка. А потому в любом эволюционном процессе – и, следовательно, в любом подлинно эволюционном объяснении – всегда можно различить тонкий, но дезориентирующий аромат риска. Я буду называть это явление приманка-и-подмена в честь сомнительного способа привлечения покупателей рекламой, обещающей низкую цену на конкретный товар – когда те заходят в магазин, им пытаются продать что-то похожее, но по другой цене. В отличие от этой практики, эволюционная приманка-и-подмена никого, на самом деле, не обманывает; так просто кажется, поскольку вы не получаете объяснения тому, о чем, по вашему мнению, вы поначалу спрашивали. Тема аккуратно меняется.

Во второй главе мы видели зловещую тень чистейшего случая приманки-и-подмены, когда обсуждали странное пари, что я смогу найти человека, который подряд, без единого поражения, победит в десяти соревнованиях по подбрасыванию монеты. Мне неизвестно заранее, кем окажется этот человек; я просто знаю, что титул будет присужден – должен быть присужден, ибо речь об алгоритмической необходимости, – тому или иному человеку при условии выполнения алгоритма. Если вы не заметили, что это возможно, и приняли мое надувательское пари, то произошло это из‐за вашей привычки к тому, как именно находят людей и строят планы – беря за отправную точку конкретных людей и их виды на будущее. А если победитель турнира думает, что у его выигрыша должно быть объяснение, он ошибается: у того, что он победил, нет никаких причин – есть только весьма веская причина, по которой кто-то победил. Но, будучи человеком, победитель не сомневается в том, что у его победы должна быть причина: «Если ваше „эволюционное объяснение“ не может этого объяснить, вы упускаете что-то важное!» На что дарвинисту надлежит кротко ответить: «Сэр, я понимаю, что вы пришли именно за этим, но не заинтересует ли вас нечто чуть более доступное, чуть менее нескромное, чуть более обоснованное?»

Думали ли вы когда-нибудь о том, как вам повезло родиться на свет? Больше 99% всех когда-либо живших существ умерло, не оставив потомства, но в их число не входит ни один из ваших предков! Задумайтесь, к какой великолепной династии победителей вы принадлежите! (Разумеется, то же верно и в отношении любой морской уточки, любой травинки, даже комнатной мушки.) Но все еще более пугающе. Мы выяснили, не так ли, что эволюция развивается за счет отсева неприспособленных? Из-за недостатков своей конструкции эти неудачники «склонны умирать, не размножившись, что прискорбно, но похвально» 298. Это – двигатель дарвиновской эволюции. Однако, если мы, резко сузив поле зрения, оглянемся на ваше собственное генеалогическое древо, то обнаружим множество различных организмов с весьма разнообразными достоинствами и недостатками, но, что примечательно, их недостатки никогда ни одного из них не приводили к безвременной кончине! С этой точки зрения кажется, будто эволюция не может объяснить даже одну-единственную черту , унаследованную вами от предков! Представим, что мы смотрим в прошлое, на расходящиеся в стороны ветви вашего генеалогического древа. Для начала отметим, что в конце концов они перестают расходиться и начинают удваиваться; у вас со всеми вашими современниками множество общих предков, и со многими вашими предками вы связаны несколькими линиями родства. Когда мы окидываем взглядом все древо в целом, то видим, что со временем предки новых поколений обретают усовершенствования, которых не было у представителей поколений предшествующих, но все ключевые события (все события отбора) происходят за сценой; ни один из ваших предков вплоть до бактерий не пал жертвой хищника до того, как произвел потомство, и не проиграл в брачных играх.