Лоуренс Харрисон - Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

Экономический крах Греции в 2011 г., сопровождавшийся аналогичными проблемами в католических Италии, Испании, Португалии и Ирландии, в целом подтверждает сказанное. Результаты, демонстрируемые Россией с момента падения коммунизма, также поднимают вопрос о влиянии православия.

Эксперт по Восточной Европе Николай Гвоздев рассказывает о церкви, основная доктрина которой не поддерживает ни демократические институты, ни рыночную экономику [90] Цит. по: Lawrence Harrison, The Central Liberal Truth: How Politics Can Change a Culture and Save It From Itself (New York: Oxford University Press, 2006), pp. 107—108. [ Харрисон Л. Главная истина либерализма. М.: Новое издательство, 2008. С. 127.] . Православная церковь сегодня занимает примерно те же позиции, что и католическая до того, как во второй половине XX в. она встала на путь полной поддержки демократии.

В своей статье о Грузии, подготовленной в рамках исследовательского проекта «Культура имеет значение», бывший чиновник грузинского правительства Ираклий Чкония перечисляет основные особенности православия, невольно приводящие на ум столбец нашей типологии, соответствующий низкому уровню культурного капитала: «Эти [культурные] модели, часто противопоставляемые западному христианству, в особенности протестантизму, включают подчинение авторитету, противодействие инакомыслию, инициативе, нововведениям и социальным изменениям, смиренный коллективизм вместо индивидуализма, акцент на этнической сплоченности, а не на наднациональных связях, изоляционизм, партикуляризм, духовный детерминизм и фатализм. Кроме того, в этот культурный паттерн входит неприятие православием инославного христианского Запада и мусульманского мира — политических соперников православия в прошлом и настоящем» [91] Irakli Chkonia, “Timeless Identity versus Final Modernity: Identity Master Myth and Social Change in Georgia,” in Lawrence E. Harrison and Peter Berger eds., Developing Cultures: Case Studies (New York: Routledge, 2006), p. 354. .

Что касается возможностей изменения, то, по оценке Гвоздева, «многое зависит... от двух самостоятельных, но взаимосвязанных процессов. Первый вопрос состоит в том, смогут ли и захотят ли охранители православной традиции — не только священнослужители, но также интеллектуалы и активисты — “переосмыслить” ее таким образом, чтобы новое понимание оказалось более сочетающимся с поддержкой демократии и институтов свободного рынка. Второй вопрос заключается в том, сможет ли основная часть православного населения — особенно “невоцерковленного” — принять это новое осмысление в качестве легитимного выражения их традиционной культуры. Опять-таки ответ неясен» [92] Nicolas Gvozdev, “Reimagining the Orthodox Tradition,” in Lawrence Harrison and Jerom Kagan, eds., Developing Cultures: Essays on Cultural Change (New York: Routledge, 2006), p. 206. .

Здесь я повторяю с некоторыми изменениями свои заключительные замечания из главы 8, посвященной католической Латинской Америке. Разумеется, влиятельность православной церкви сейчас не такова, какой она некогда была. Однако церковь сохраняет существенное влияние, и она посредством реформирования своих политических и экономических доктрин, а также более принципиальной позиции в вопросах морали и этики может внести существенный вклад в изменение традиционных ценностей, что необходимо для повышения шансов на дальнейший прогресс православных стран. Реформа способна также остановить и, возможно, обратить вспять происходящий отход людей от православия.

5. Ислам практически во всех отношениях далеко отстал от западных религий и от конфуцианства. Между арабскими и неарабскими исламскими странами существует ряд существенных различий.

Данные по мусульманским странам демонстрируют сильное сопротивление модернизации, что поразительно контрастирует с авангардной ролью ислама в первые несколько столетий его существования. Страны ислама находятся далеко позади конфуцианских и еще больше отстают от христианских стран «первого мира» по Индексу развития человеческого потенциала ООН; по уровню грамотности, особенно среди женщин; по душевому ВВП; по уровню доверия в соответствии с данными World Values Survey (если не считать католические страны); и по Индексу восприятия коррупции.

Особенно стоит отметить низкий уровень женской грамотности — в частности, в Египте, Марокко, Пакистане и Бангладеш он составляет менее 50%, — что отражает подчиненное положение женщин в мусульманской религии.

Примечательны также данные о рождаемости. По оценкам ООН за 1995—2000 гг., исламские страны имеют самые высокие значения коэффициента рождаемости в мире. Но хотя, по оценкам ООН на 2000—2005 гг., они продолжают демонстрировать самый высокий уровень рождаемости среди различных религиозных групп [93] Данные о рождаемости в табл. 2.2 взяты из опубликованного ООН Human Development Report 2002 ; в Human Development Report 2003 содержатся оценки на 2000—2005 г. , в последнее время, как показано в табл. 2.2., происходит общее его снижение.

Согласно рейтингу Freedom House, исламские страны — менее свободные, чем любая другая группа стран, за исключением конфуцианских, где на числовые данные решающим образом влияет китайский авторитаризм. Только одна преимущественно мусульманская страна, Мали, оценивалась Freedom House как свободная — до тех пор, пока военные не свергли избранное правительство в марте 2012 г. Доверие в странах ислама низко [94] Данные World Values Survey (WVS) за 2000 г. о доверии в мусульманских странах содержат две очевидные аномалии, которые приводят к существенно более высоким средним показателям: 65% иранцев (такой же показатель, как у норвежцев) и 38% египтян (т.е. на 2% больше, чем американцев) убеждены, что большинству людей можно доверять. Это еще раз напоминает нам о том, что данные WVS подвержены ошибкам — в частности, в случае авторитарных обществ люди могут давать на вопросы не те ответы, которые отражают их настоящие убеждения, а те, которые, по их мнению, правительство хочет, чтобы они дали. Однако данные WVS за 2006 г. существенно скорректировали картину: показатель для Ирана упал на 55 пунктов до значения 11% — абсолютно рекордное снижение; а для Египта — на 22 пункта до 18%, второе по величине снижение. , а коррупция высока.

Я провел дезагрегирование исламских стран на арабские и неарабские, чтобы посмотреть, существуют ли между ними существенные расхождения. Арабские страны показывают существенно лучшие результаты по душевому ВВП, что отражает богатство, связанное с нефтью, и по показателю коррупции. Но при этом они показывают гораздо худшие результаты, чем неарабские страны, по шкале политических прав и гражданских свобод Freedom House.

6. Демократические институты в индуистской Индии достаточно стабильны, и в последние два десятилетия страна переживает быстрый экономический рост. Но она очень сильно отстает в сфере образования, особенно для женщин, и показывает плохие результаты по Индексу восприятия коррупции.