Дэвид Гребер - Бредовая работа [Трактат о распространении бессмысленного труда] [litres]

Определенно существуют работы, посвященные моралистам в Китае, Индии и античном мире, а также их концепциям работы и безделья, например различию otium и negotium в Древнем Риме. Но здесь я говорю скорее о практических вопросах, то есть о том, когда и где даже бесполезная работа стала считаться предпочтительней, чем полное отсутствие всякой работы.

Эдвард Палмер Томпсон пишет о ткачах XVI и XVII веков: «Когда люди сами контролировали свою трудовую жизнь, то они прибегали к трудовому режиму, который заключался в чередовании вспышек интенсивного труда и периодов безделья. (Такой трудовой режим сегодня преобладает среди некоторых самозанятых: художников, писателей, небольших фермеров и, возможно, также среди студентов; поэтому возникает вопрос, не является ли это „естественным“ рабочим ритмом для людей.) По понедельникам или вторникам на ткацком производстве по традиции напевали „Еще-мно-го-времени, еще-мно-го-времени“, а по четвергам и пятницам – „Всего денек остался, остался всего денек“» (см.: Thompson E. P . Time, Work-Discipline and Industrial Capitalism // Past & Present. 1967. No. 38. P. 73).

Когда я был в старших классах, самые крутые ученики участвовали в соревновании для настоящих мачо: перед экзаменами они хвастались тем, сколько часов они не спали, пока занимались зубрежкой накануне: тридцать шесть, сорок восемь, даже шестьдесят часов. Они считались мачо, потому что предполагалось, что до этого они вообще ничего не учили и думали о более важных вещах. Я быстро понял, что если превращать себя в безумного зомби, то дополнительные часы учебы ничем не помогут. Подозреваю, что это одна из причин, по которой я стал профессором.

Опять же, базовый пример – охота и собирательство. Возможно, уход за детьми является самым ярким исключением: это в основном женская сфера, но она всегда порождает истории.

Здесь я игнорирую менеджериальные функции, связанные с управлением их владениями, но неясно, считалось ли это в те времена трудом. Подозреваю, что нет.

С исторической точки зрения институт наемного труда – это довольно позднее и сложное изобретение. Сама идея наемного труда предполагает два трудных концептуальных шага. Во-первых, она требует абстрагирования труда человека как от него самого, так и от его работы. Когда кто-то приобретает некий предмет античного ремесленника, то приобретается не его труд, но этот предмет, который он произвел в свое собственное время и в установленных им самим условиях труда. Но когда приобретается абстракция – рабочая сила, то покупатель затем использует ее в то время и в тех условиях, которые определяет именно он, а не «обладатель» рабочей силы (и обычно платит за нее после того, как ее потребил). Во-вторых, система наемного труда предполагает установление метода измерения приобретенного труда с целью оплаты; обычно это делается путем внедрения второй абстракции – рабочего времени. «Мы не должны недооценивать масштаб этих двух концептуальных шагов (в первую очередь в социальном отношении, а не в интеллектуальном): они были сложны даже для римских юристов» (см.: Finley M. I. The Ancient Economy. Berkley, 1973. P. 65–66).

Ранние христиане сочли бы это прямым оскорблением, ведь время, строго говоря, принадлежало только Богу.

Хотя на самом деле Гомер указывает, что судьба теса , то есть временного наемника в сельском хозяйстве, который сдавал себя таким образом в аренду, на самом деле была хуже судьбы раба, поскольку рабы, по крайней мере, принадлежали к уважаемым домохозяйствам (см.: Гомер . Одиссея / пер. В. Вересаева // Гомер. М.: Гос. изд-во худ. лит., 1953. С. 137).

Единственное заметное исключение из этого правила заключается в том, что свободные граждане демократических государств часто были готовы наниматься на общественные работы на правительство. Но это связано с тем, что правительство рассматривалось как коллективное целое, членом которого являлся гражданин, так что это, по сути, воспринималось как работа на себя.

См.: Graeber D. Turning Modes of Production Inside Out: Or, Why Capitalism Is a Transformation of Slavery (Short Version) // Critique of Anthropology. 2006. Vol. 26, No. 1. P. 61–81.

Эванс-Причард Э. Э. Нуэры. Описание способов жизнеобеспечения и политических институтов одного из нилотских народов. М.: Наука, 1985. С. 95–96. Морис Блох утверждает, что Эванс-Притчард преувеличивает (см.: Bloch M . Anthropology and the Cognitive Challenge. Cambridge, 2012. P. 80–94). Несомненно, он был бы прав, если бы идея Эванса-Притчарда действительно была настолько радикальна, как ее порой воспринимают. Но я не думаю, что это так. В любом случае контраргументы в основном относятся к ощущению исторического времени, а не к повседневной деятельности.

Thompson E. P. Time, Work Discipline and Industrial Capitalism // Past & Present. 1967. Vol. 38. P. 56–97.

См.: Ле Гофф Ж. Другое Средневековье: время, труд и культура Запада. М., 2000. Это несколько классических эссе, которые доводят анализ Томпсона до раннего Средневековья.

Люди, создавшие современные системы всеобщего образования, довольно откровенно говорили об этом; сам Томпсон цитирует многих из них. Я помню, как читал, что кто-то однажды провел опрос среди американских работодателей о том, чего они на самом деле ожидают, когда указывают в объявлении о работе, что сотрудник должен обладать дипломом об окончании старшей школы: определенного уровня грамотности? Или умения считать? Подавляющее большинство утверждало, что нет: как они выяснили, школьное образование этого отнюдь не гарантировало. В основном они ожидали, что работники смогут вовремя приходить на работу. Интересно, что на более высоких ступенях образования учащиеся становятся более автономными, а старый режим эпизодической работы, как правило, возвращается.

Эрик Уильямс, марксист из Западной Индии, в 1966 году впервые подчеркнул историческую роль плантаций в формировании методов контроля за рабочими, которые впоследствии использовались на заводах. Маркус Редикер, автор книги «Корабль рабов: одна версия человеческой истории» ( Rediker M . The Slave Ship: A Human History. London, 2004), добавляет к этому корабли, уделяя особое внимание торговым судам, активно участвовавшим в работорговле: корабли были еще одной экспериментальной зоной для введения рационализированной трудовой дисциплины во времена торгового капитала. Военные суда также важны в этом отношении, потому что на них часто использовался и труд несвободных людей, ведь многих моряков «принуждали» к службе вопреки их воле. Во всех этих случаях отсутствовала длительная традиция, которая определяла бы, чего можно или чего нельзя требовать от работника (такая традиция всё еще действовала в сферах, которые напрямую возникли из феодальных отношений). Благодаря отсутствию традиции работа под строгим надзором была реорганизована на основе новых идеалов эффективной работы по часам.