Дэвид Гребер - Бредовая работа [Трактат о распространении бессмысленного труда] [litres]

Бремя получать выговоры за права ложится прежде всего на молодое поколение. В большинстве богатых стран когорта двадцатилетних – это первое за последние сто с лишним лет поколение, которое в целом ожидает сокращение возможностей и снижение жизненных стандартов по сравнению с поколением родителей. Но в то же самое время им без конца читают нотации слева и справа за то, что они смеют чувствовать, будто достойны большего. Поэтому еще сложнее молодым людям жаловаться на бессмысленную работу.

Для того чтобы выразить ужас целого поколения, обратимся в заключение к истории Рэйчел.

Рэйчел закончила бакалавриат по физике и блестяще знала математику. Она была из бедной семьи. Она хотела продолжить обучение, но из-за повышения цен на обучение в британских университетах в три раза и сокращения финансовой поддержки до минимума она была вынуждена устроиться работать аналитиком рисков катастроф в большое страховое агентство, чтобы собрать сумму, необходимую для обучения. Минус год жизни, говорила она себе, но это не конец света.

Рэйчел: «Это не самое худшее, что может быть: приобрету за это время новые навыки, заработаю немного денег, установлю полезные связи». Так я думала. «Если мыслить реалистично, так ли это ужасно?» И конечно, в моей голове крутилась мысль, что «многие люди проводят всю свою жизнь, занимаясь скучной работой в поте лица за гроши. Что делает тебя такой особенной, что ты не можешь вытерпеть один год скучной работы в офисе?»

Эта мысль – постоянный страх сознательных миллениалов. Если я листаю новостную ленту на Facebook, то обязательно наткнусь на нравоучительную колонку о том, что мое поколение считает, будто им все должны, и не желает, черт возьми, заниматься тяжелым честным трудом! Как-то трудновато становится понять, разумные у меня требования к «терпимой» работе или же это я просто принадлежу к нелепому Поколению Снежинок, «избалованным мудозвонам», как любит говорить моя бабушка.

Кстати говоря, это специфический британский вариант выговора за права (хотя он, как зараза, распространяется по всей Европе): старшие, от колыбели до могилы жившие под защитой социального государства, насмехаются над младшими из-за того, что те думают, будто тоже имеют на это право. Был и еще один фактор, хотя Рэйчел было немного стыдно его признавать: ей очень хорошо платили, больше, чем ее родителям. Для студентки, которая провела всю взрослую жизнь без гроша в кармане, перебиваясь временными заработками, работая в call-центре и в кейтеринге, вкусить наконец буржуазной жизни было облегчением.

Рэйчел: У меня был опыт «офисной работы» и опыт «бредовой работы»; я думала, что вряд ли бредовая офисная работа может быть намного ужаснее. Но я и понятия не имела о тех океанских глубинах, тех темных дебрях скуки, в которые я погружусь под грузом бюрократии, чудовищного менеджмента и тысячи бредовых задач.

Работа, на которую устроилась Рэйчел, возникла из-за ряда требований к минимальному объему капитала, которые ее работодатель, как и любая другая корпорация в таких обстоятельствах, не планировал соблюдать. Поэтому ее типичный день был устроен так: с утра она получала письма с данными о том, сколько денег разные отделения фирмы могли потерять при гипотетическом катастрофическом сценарии, подчищала эти данные, копировала их в таблицу (после чего программа с таблицей всё время зависала, и ее нужно было перезапускать) и получала цифры суммарных потерь. Если цифры были такими, что могли создать проблемы с законом, то Рэйчел следовало подправить цифры так, чтобы проблемы исчезли. Так было, когда всё шло нормально. В неудачный день или месяц, когда работы больше не было, руководители Рэйчел придумывали изощренные и очевидно бессмысленные задачи, чтобы занять ее, – например, заставляли составлять «графические схемы» [113] В офисе также «было полно травли и очень, очень странных отношений офисной власти» – обычные садомазохистские отношения, которые предсказуемо возникают в иерархичной среде и столь же неизбежно усугубляются всеобщим чувством вины из-за осознания, что на кону на самом деле ничего не стоит. . Или просто оставляли ее без работы – но всегда с оговоркой, что, пока она ничего не делает, ей нужно активно притворяться, что это не так:

Рэйчел: Самая странная и, может быть, самая бредовая часть моей работы, если не считать названия должности, заключалась в том, что мне не разрешалось открыто не работать, хотя в целом признавалось, что работы не хватает. В стародавние времена раннего интернета даже Twitter и Facebook были под запретом.

В университете я занималась довольно интересными вещами и много трудилась, поэтому, опять же, я понятия не имела, как это ужасно – вставать по утрам, чтобы провести весь день, сидя в офисе и пытаясь незаметно убивать время.

Последней каплей после нескольких месяцев жалоб стала встреча с моей подругой Минди, с которой мы решили выпить после недели абсолютного бреда. Меня как раз попросили сделать цветную диаграмму, чтобы разделить требования на категории «желательно», «необходимо» и «хотелось бы иметь в будущем». (Не спрашивайте меня, я тоже понятия не имею, что это значит.) Минди занималась похожим бредовым проектом: наполняла брендированным контентом корпоративную газету, которую никто не читает.

Она жаловалась мне, а я жаловалась ей. Я произнесла длинную страстную речь, которая завершилась криком: «Не могу дождаться, когда уже поднимется уровень моря и наступит апокалипсис, потому что лучше уж я буду охотиться за рыбой и каннибалами с копьем, которое я сделаю из сраного шеста, чем заниматься этой гребаной херней!» Мы обе долго смеялись, но потом я начала плакать. На следующий день я уволилась. Есть один большой плюс в том, что во время обучения в университете занимаешься самой разной странной неквалифицированной работой: ты можешь практически сразу найти работу.

Так что да, я хрустальная королева Поколения Снежинок, тающая от зноя в прохладном офисе с кондиционером, но, Господи, мир работы – полное дерьмо.

Сначала Рэйчел думала, что «бредовая офисная работа» – не конец света, но в итоге пришла к выводу, что конец света на самом деле был бы предпочтительнее [114] У этой истории был счастливый конец (по крайней мере, временно): Рэйчел сообщает, что вскоре ей удалось найти работу на программе дополнительных занятий по математике для бедных детей. Эта работа – полная противоположность ее работы в страховом агентстве, и она приносит достаточно денег, чтобы Рэйчел могла позволить себе аспирантуру. .

Есть еще одна, несколько иная, форма социального страдания, которую тоже нужно зафиксировать, – мучение, вызванное необходимостью притворяться, что ты приносишь человечеству какое-то благо, в то время как ты знаешь, что на самом деле всё наоборот. По очевидным причинам это наиболее распространено среди тех, кто занят в социальных службах, работающих на государство или НКО. Большинство из них хотя бы отчасти заняты ритуалами для галочки, но многие также осознают, что их работа не просто бесполезна, а наносит вред людям, которым якобы должна помогать. Сейчас Шихи – художница, но когда-то она была терапевтом в местной общине в Нью-Йорке: