Елена Полякова - Николай Рерих

«Многоуважаемый Сергей Константинович!

Рисунок Н. К. Рериха вошел в мою жизнь, висит под стеклом у меня перед глазами, и мне было бы очень тяжело с ним расстаться, даже на эти месяцы. Прошу Вас, не сетуйте на меня слишком за мой отказ, вызванный чувствами, мне кажется, Вам понятными.

Стихи Блока как бы объединяют мотивы всех поэтов современности в «вечной музыке», которую яснее всех слышит не просто талантливый поэт России — гениальный поэт России. В его стихах трубят тревожно рога, и Белая Дева вечно ждет усталого путника:

Поэт, вышедший за пределы каменного города, в ржавые болота за свалки, — находит дорогу в завороженный мир, к старым королям, спящим в бревенчатой избе:

Сферы искусства разных художников сближаются и пересекаются, сами образы оказываются общими для поэзии, музыки, живописи: белые девушки тоскуют на башнях, рыцари стоят на страже замков, старые короли хранят свои маленькие города, где готические соборы встают навстречу северным волнам, навстречу кораблям, возвращающимся на родину.

Сама тема Корабля — вестника и разведчика будущего — настойчиво проходит через всю поэзию Блока — от «Стихов о Прекрасной Даме» до «Плясок смерти»:

Драма «Король на площади» построена на ожидании чуда, светлых Кораблей, прибытие которых принесет мир и счастье ропщущим толпам, не верящим уже в старого короля, сидящего на площади в каменном, безмолвном ожидании тех же Кораблей.

Революция пятого года слышится Блоку как «голос волн большого моря», и когда смиряется, затихает это море, поэту все чудится: «Слышно, как вскипают моря и воют корабельные сирены. Все мы потечем на мол, где зажглись сигнальные огни. Новой Радостью загорятся сердца народов, когда за узким мысом появятся большие корабли» — это писалось в Шахматове, в августе 1906 года, когда художник писал вереницы мирных кораблей, идущих по Варяжскому морю, и величественные битвы этих кораблей, которые сшибаются бортами в кипящем море. Предчувствие пожара, зарева, вечного боя — вечные темы Блока. И вечные темы Рериха.

Не только Брюсов и Блок — вся плеяда поэтов-современников с их пестроцветьем красок, с их образами-символами, с их тягой к дальним путям, к прошлому человечества близка Рериху. Словно не только сам он сопровождает, а чаще предваряет свои картины сказками, легендами, но другие поэты-современники пишут стихи, вдохновленные рериховскими викингами, тоскующими девушками, битвами облаков. Кажется, царевну Ункраду поет Сергей Городецкий:

Кажется — перед картинами Рериха складывает и читает новые четверостишия рыжекудрый, маленький Бальмонт:

И вторит ему Андрей Белый:

Или:

Те же выразительные средства, те же краски, то же стремление к пантеизму, что у художника.

С тихим вежливым литовцем Юргисом Балтрушайтисом, с Сергеем Городецким, который успевает темпераментно спорить о «народной душе» в салонах, собирать коллекции кустарных изделий, писать стихи, выпускать манифесты нового течения — «академизма» или «акмеизма», с Андреем Белым Рериха связывают долгие годы той близости, которую называют творческой. Любовь Городецкого к России, к старине ее, образы солнца-ратника, тучи-зверя, битва Луны и Солнца в синем небе — это образы живописи Рериха. Сами названия книг Городецкого, стихов Андрея Белого — тоже как названия его картин: «Ярильские песни», «Перун», «Ярь», «Белые зарницы», «Свирель», «Душа мира», «Образ вечности», «Ожидание».

«Сон о белом коне и ослепительном всаднике» Леонида Семенова, парус, который встает над северным морем и манит от литовских холмов Юргиса Балтрушайтиса, мальчик — медвежий приемыш, понимающий язык трав и зверей, о котором пишет подающий большие надежды Алексей Толстой, бунинские образы кургана, под которым лежат черепа и ржавые доспехи, черного ворона на сером камне, полярной звезды, стынущей в небе, — это все рериховские темы. Ощущение сопричастности миру в его прошлом и будущем — от государства Майя и берегов священного Ганга до города Ефремова и доходных петербургских домов с вывесками зубных врачей, постоянное предчувствие неведомого будущего, которое будет одновременно катастрофой и возрождением, огненным крещением, — живет в самом воздухе десятых годов, в поэзии десятых годов, в их литературе.

Рерих постоянно тяготеет к литературной среде, где связи его даже более крепки и органичны, чем в среде художественной. «Буду читать свою новую пьесу, в которой больше живописи, чем литературы. Так как Вам ведомо и то и другое, то Ваше мнение будет для меня очень интересно» — письмо Леонида Андреева Рериху.