Барт Эрман - Триумф христианства [Как запрещенная религия перевернула мир] [litres]

Можно сказать, что чрезвычайное разнообразие культов римского мира позволяло самым разным людям в различных частях империи поклоняться богам так, как они считали нужным. Но в то же время, по-видимому, некоторые черты у всех культов оставались общими. Все они соглашались друг с другом о существовании множества богов; все основывались на религиозных ритуалах – жертвоприношениях, молитвах и прорицаниях. Как таковые, в целом они были инклюзивны. Никто из верующих не настаивал, что только их бог – единственный или что их богу необходимо повсюду поклоняться совершенно одинаково. В результате эти религии были очень толерантны к различиям. Спокойно относилась к ним и римская власть, как в самом Риме, так и в провинциях. Бывали исключения, но лишь тогда, когда тот или иной культ признавали безнравственным или общественно опасным.

Эти исключения подтверждают очень важное правило. По всей империи считалось, что поклонение богам согласно обычаям, переданным от предков, важно и для нормального существования государства, и для благополучия и процветания людей, его населяющих. Боги поддерживали империю, город, семью, каждого человека в отдельности. Они отвращали несчастья. Они осыпали своими благодеяниями тех, кто чтил их и поклонялся им как должно.

В таком-то контексте и возникло христианство. Один из основных вопросов, на который пытаются ответить историки раннего христианства: каким образом в подобном окружении могло расти, распространяться и процветать настолько иное понимание религии? Христиане противостояли богам государства, города, семьи. Верили лишь в одного бога – и отрицали всех остальных. Отказывались поклоняться императорам. Не признавали никаких форм богопочитания, кроме своей собственной. Не считали, что традиционные боги могут чем-то помочь людям. Видели в этих богах демонов, введших буквально все человечество в гибельный обман.

Да и сами христиане, на посторонний взгляд, выглядели людьми по меньшей мере странными. Известно было, что нищего поденщика, распятого за преступления против государства, они почитают как спасителя мира. Язычник ранней империи и вообразить себе не смог, что эти христиане однажды победят и вытеснят все прочие римские религии! Как им это удалось? Об этом мы расскажем дальше.

Уже более столетия, начиная с прорывной работы немецкого историка Адольфа фон Гарнака, ученые убеждены, что к началу IV века христиане составляли от 7 до 10 % населения Римской империи [88]. Затем обратился Константин – и число христиан начало стремительно расти. К концу IV века, как считается обычно, христианами называла себя примерно половина из шестидесяти миллионов жителей империи [89].

Если эти приблизительные оценки верны, значит, к 300 г. н. э. число христиан в мире составляло от четырех до шести миллионов. В масштабе империи это была капля в море, но в абсолютных величинах – очень немало. Предположим (по причинам, о которых я скажу дальше), что эти цифры завышены. Разделим их пополам – христиан в империи окажется всего два или три миллиона. Но ведь и это очень немало. Так возникает самый очевидный вопрос. Как мы уже видели в главе 2, христианство возникло как карликовая группировка, движение, объединявшее вокруг себя несколько человек – учеников и учениц Иисуса. Допустим, в 30 году н. э. их было двадцать. Как за три столетия двадцать человек превратились в два или три миллиона? А затем, меньше чем за сто лет – в тридцать миллионов, с чем согласны большинство специалистов? Это совершенно невероятный успех. Как он стал возможен?

В вопросе о том, что обеспечило христианам такой успех, ученые былых поколений были практически единодушны. Христианство, говорили они, заполнило духовный вакуум, возникший при падении язычества, рухнувшего под собственной тяжестью. В этот период античности никто уже не верил в смехотворные языческие мифы и не принимал всерьез странные ритуалы, освященные вековыми традициями. Дверь была открыта – христианству оставалось лишь войти и занять освободившееся место.

Так, например, Кеннет Скотт Латуретт в своей многотомной «Истории распространения христианства» (1937–1945) говорил об «упадке старых религий». Христианству посчастливилось выйти на сцену именно тогда, когда «традиционные государственные и семейные культы Греции и Рима теряли актуальность. Становилось все более заметно, что они не способны удовлетворить потребности… людей, ищущих веры» [90]. То же самое писал два десятилетия спустя Э. Р. Доддс в своем классическом исследовании «Язычество и христианство в эпоху смут»: «Одна из причин успеха христианства – в слабости и изношенности того, что ему противостояло» [91].

В основе таких оценок язычества лежит моральное суждение, в котором большинство ученых Европы и США не заметили бы ничего сомнительного: христианство, с его строгим монотеизмом и высокими этическими требованиями, попросту выше всего, что могли предложить верующим римские политеистические культы. И это не просто общее место для науки XX века. Такое мнение звучит уже в первом более или менее современном критическом обзоре роста и распространения христианства – в прославленном и влиятельном труде XVIII века «История заката и падения Римской империи», принадлежащем перу Эдварда Гиббона [92].

Гиббон настаивал на том, что язычество обветшало и обанкротилось. Вот как пишет об этом, в своем неповторимом стиле, он сам:

Предмет этот, куда менее [чем христианство] заслуживающий почитания и преданности, напрасно тщился заполнить пустующее место в их сердцах и удовлетворить страсть, не знающую своего исхода. Поистине, тот, кто об этом поразмыслит, перестанет изумляться столь скорому распространению христианства – напротив, быть может, будет удивлен тем, что оно не захватило мир еще быстрее! [93]

Разумеется, как британский ученый XVIII века, живущий в идеологическом мире своего времени, Гиббон не мог дать огромному успеху раннего христианства чисто историческое объяснение. Нет, в конечном счете он приписывал этот успех духовному превосходству христианства и личному вмешательству Бога: «Любознательность наша неизбежно задается вопросом о том, каким образом удалось христианской вере одержать столь примечательную победу над религиями, господствовавшими в то время на земле. На этот вопрос можно дать очевидный и вполне убедительный ответ: произошло это благодаря убедительности самого учения, а также правящему провидению его великого Автора» [94].

Дверь была открыта – христианству оставалось лишь войти и занять освободившееся место.