Барт Эрман - Триумф христианства [Как запрещенная религия перевернула мир] [litres]

Нам неоткуда узнать, какой позиции по вопросу религиозной терпимости придерживалось большинство христиан. О взглядах 99,9 % христианского мира того времени у нас просто нет никаких сведений. Однако нет сомнений, что, когда христианские лидеры получили власть, а с ней и возможность навязывать другим свои религиозные предпочтения, нетерпимость в среде простых христиан возросла.

Религиозная эксклюзивность и религиозная нетерпимость – не одно и то же.

Из всего, что я уже сказал, должно быть ясно: религиозная эксклюзивность и религиозная нетерпимость – не одно и то же. Эксклюзивность предполагает приверженность только, исключительно, одному набору религиозных верований и практик. На протяжении истории множество людей и сообществ обладали эксклюзивными взглядами, однако не настаивали, что только им известен путь к истине. Так, в римской античности большинство иудеев были эксклюзивистами, когда дело касалось их собственной религии, но проявляли толерантность по отношению к религиям иноплеменников.

Нетерпимость – это нечто совсем другое. Это принципиальное отрицание чужих верований и практик как дурных и/или опасных. На первый взгляд может показаться, что нетерпимость – логическое продолжение эксклюзивности, но это не так – хотя бы потому, что последователи инклюзивного римского язычества тоже порой проявляли нетерпимость, которую испытали на своей шкуре и поклонники Вакха, и последователи Христа.

В этих случаях нетерпимость вела к жестокому подавлению «непризнанных» религий. Однако нетерпимость не обязательно порождает насилие – она может быть лишь психологической позицией, не переходящей в действия. О религиозном принуждении и насилии можно говорить, когда некто применяет к иноверцам силу, стремясь не только наказать их, но и обратить, то есть силой изменить их религиозные взгляды и практики. В древности применять религиозное насилие пытались и язычники, и христиане. До начала IV века христиане были жертвами, но в конце IV века сами перешли к насилию, от которого в ужасе отшатнулись бы их единоверцы всего несколько десятков лет назад.

Обращаясь к религиозному насилию, христиане, как мы уже видели на примере Фирмика Матерна, ссылались на свои Писания – например на суровое предписание Исх. 34:13–14: «Жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, вырубите священные рощи их, ибо ты не должен поклоняться богу иному, кроме Господа, потому что имя Его – “ревнитель”; Он Бог ревнитель». По счастью для язычников, предписаниям Втор. 17:2–5 христиане следовали редко – как правило, идолопоклонников не убивали. Однако христиане закрывали языческие храмы, разбивали статуи, запрещали совершать языческие обряды. Не всегда, не везде, скорее всего, даже не в большинстве мест, но во многих местах и нередко. Иногда насилие совершали представители государственной власти, но гораздо чаще это происходило на местном уровне: христиане наслаждались новообретенным могуществом, отлично зная, что власть будет смотреть на их бесчинства сквозь пальцы.

Трельс Мируп Кристенсен в своем недавнем исследовании, невеселом, но весьма познавательном, перечисляет множество случаев насильственных действий христиан в отношении языческих священных мест и предметов [249]. Особенно интересный пример дает археологическая находка 1904 года в городе Эфесе – подножие статуи Артемиды, богини-защитницы города. Надпись на нем гласит: «Разрушив обманчивый образ демонической Артемиды, Демей воздвиг этот знак истины, почтив им как Бога, сокрушителя идолов, так и крест, победоносный символ Христа» [250].

Как видно, этот Демей, более ничем не прославившийся, разбил статую богини и заменил ее крестом (возможно, деревянным), не дошедшим до нашего времени. Считал ли он, что, уничтожая статую, лишает богиню ее силы? Что изгоняет демона? У других статуй по всему Эфесу были разбиты лица, а имя Артемиды соскоблено с постаментов. Говоря словами Кристенсена: «Похоже, действия Демея были типичны для его времени: уродование изображений и уничтожение надписей – именно так выглядело публичное отречение от язычества и придание городу нового, христианского облика» [251].

По всей территории империи археологи находят поврежденные статуи – расколотые, со сбитыми лицами, отбитыми руками, ногами и гениталиями. Смысл этого уродования статуй очевиден. Лишая статую глаз, ушей, носа и рта, ее христианский противник наглядно показывал, что языческий бог не видит, не слышит, не чувствует, не говорит. Руки статуям отбивали, чтобы продемонстрировать, что бог бессилен; гениталии – чтобы показать, что он бесплоден. Идеология, стоящая за этим уродованием статуй, восходит к библейским временам. В еврейской Библии мы читаем, что у идолов «есть уста, но не говорят; есть у них глаза, но не видят; есть у них уши, но не слышат, и нет дыхания в устах их» (Пс. 134:16–17).

Однако разрушением статуй христиане не ограничивались. Они старались заменить их своими символами, – как Демей заменил Артемиду крестом. Иногда, изуродовав статую, христиане выцарапывали знак креста у нее на лбу. Теперь языческий идол начинал свидетельствовать о Христе. То же происходило со священными зданиями. На территории храма Артемиды Эфесской христиане построили церковь, что позволило им присвоить «одно из самых почитаемых языческих святилищ в Малой Азии» [252].

В других случаях статуи просто лишались своего религиозного значения: их снимали с постаментов, выносили из храмов и святилищ и начинали пользоваться ими как предметами светского искусства. Так поступал Константин, украшая Новый Рим, – и об этом писал христианский поэт Пруденций (348–413):

Насилие против языческих священных мест и предметов возросло и усилилось в царствование Феодосия I. Он издал законы против языческих обрядов и культового использования языческих храмов; и, пусть у власти недоставало механизмов принуждения, чтобы заставить всю империю соблюдать эти законы, этот недостаток восполняло рвение исполнителей на местах.

На общеимперском уровне особенно прославился энергичной антиязыческой деятельностью один из самых высокопоставленных приближенных Феодосия, испанец Матери Кинегий, отправленный в восточные провинции, дабы закрыть там языческие храмы. Систематического плана «военных действий» у Кинегия не было: он просто приезжал в крупные и значительные города и там, при поддержке армии, разорял и закрывал языческие святилища. Действия его, пожалуй, были важны, прежде всего, как прецедент. Некоторые ученые полагают, что именно активность Кинегия спровоцировала погромы язычников, о которых с ужасом и горечью писал уже знакомый нам языческий ритор Либаний. Так или иначе, беспорядки на местном уровне оказались для язычников серьезнее и страшнее, чем распоряжения сверху.