Вадим Чекунов - Китай

Теперь Конфуций меня узнает среди прохожих. Это нетрудно, впрочем, даже для собаки – я довольно сильно выделяюсь из китайской толпы. Песик вскакивает и бежит на своих коротких лапках за ежедневной «пятиминуткой нежности». Недавно угощал его наггетсами из Макдоналдса. Конфуций, выросший на объедках типа китайских блинов и баоцзы , сначала не мог понять, что это такое. Нюхал с недоумением, поднимая брови домиков. Противники фастфуда, наверное, скажут – даже такая собака понимает, что это не еда… Ну да, ага. Едва песик осознал, что это съедобная вещь и осторожно попробовал первый кусок, потом мигом сожрал всю принесенную коробку. На днях хозяин лавки сообщил мне, что скоро вокруг все начнут сносить под новостройки и магазинчик переедет в другой район. Я узнал их новый адрес – далековато, но все же буду навещать своего дружка, хотя бы изредка. Он ведь ко мне привык и привязался. Как умею и могу, я ухаживаю за ним. Когда глажу его, ладонь быстро становится грязной – Конфуция никто не моет, разумеется. Однажды купил ему красивый ошейник от блох и теперь он щеголяет в нем, заодно обретя статус полноценного домашнего пса – местные городские власти с недавних пор озаботились проблемой бродячих животных и всякую собаку без ошейника стали приравнивать к бесхозным, с соответствующими для нее печальными последствиями.

Кошкам в Китае живется чуть проще. По крайней мере, на них пока не пал строгий взор службы по отлову животных. Худые и осторожные, они вечерами крадутся вдоль стен и заборов в поисках пропитания. Однажды я видел, как такую бедолагу пугал прохожий – солидный дядька профессорского вида, в костюме, очках, с портфельчиком. Увидев сидящую возле мусорного бака кошку, он резко сменил маршрут и направился прямо к животному, громко затопав ногами. Кошка метнулась в сторону, пронеслась вдоль контейнеров и припаркованных возле них машин. Вдруг замерла, увидев впереди меня. «Не бойся, я же – лаовай !» – сказал я ей. Кошка, будто поняв, без опаски прошмыгнула мимо и скрылась в густой темноте кустов.

Каждый раз, когда рассказываю о китайских кошках, невольно вспоминаю одну из них, тихую и особо ничем не примечательную. С ней я познакомился на северо-востоке Китая в одной из школ с изучением иностранных языков. До этого я преподавал лишь студентам вузов – людям относительно взрослым, но мне было интересно попробовать что-нибудь новое. Жизнь и работа в школе запомнились мне многим. Новая местность, новые знакомые, новые условия. Но, пожалуй, самым ярким впечатлением стал случай с кошкой и ее котятами. Расскажу о нем именно так, как он навсегда врезался в мою память.

…Кошка начала кричать под вечер. Хорошо, что школьники уже разъехались по домам на выходные. В субботу они всегда сваливают пораньше, еще засветло. Кампус пустеет, смолкает шестидневный гвалт. К семи часам останется немного народу: охрана в будке возле ворот, дежурная тетка на первом этаже нашей общаги, да мы, учителя- лаоваи . Окна общежитского коридора выходят на школьный двор – видны выложенные плиткой дорожки, невысокие фонарные столбы и фигурно остриженные кусты. Чуть дальше вечно неработающий фонтан и скульптурная группа – несколько гипсовых детей с волевыми лицами. Китайские пионеры-герои, погибшие в борьбе за народное счастье. Из наших комнат вид куда прозаичнее – на серую бетонную стену, она отделяет территорию школы от соседнего финансового института. Между стеной и общагой не больше пары метров, и эту узкую щель активно использует хозобслуга – дворик завален досками, ржавыми остовами двухъярусных кроватей, скелетами велосипедов, тележками и тачками разных размеров и кондиций, лопатами, граблями и еще черт знает чем. Поверх всего добра натянута бельевая веревка, на ней с достоинством висят безразмерные линялые женские трусы и майки. Это наша аи , тетушка-работница, затеяла сегодня днем постирушку. Сама она лет пятидесяти, довольно худощавая. Но трусы у нее просто огромные, причем не в ширину, а в длину – наверняка надежно прикрывают и пупок, и почти полностью бедра. Они покачиваются на легком ветру прямо под моим окном, на серо-шершавом фоне. Напоминают мне детство на даче – точно такое же белье было у бабушки, точно так же оно колыхалось между яблонями, над грядками с укропом и петрушкой…

Кошка кричит все сильнее. Я завариваю чай в кружке – опускаю в кипяток пару пакетиков заурядного черного чая. Такой уж я парень. Живу в царстве всевозможных чаев, но пью лишь тот, к которому привык с юности и чья дегтярная горечь мне милее всего. Завариваю и прислушиваюсь. Бедолага страдает уже почти час. С моего второго этажа разглядеть ее среди сваленного во дворике хлама невозможно. Там и днем сумрачно, а сейчас, когда стемнело, и вовсе ничего не разобрать. Кошку так и зовут – Мао. То есть просто Кошка. Она местная, школьная. Серая, худющая, в смешную «тигриную» полоску. Живет на задворках кампуса, держится ближе к охране, изредка совершая вылазки в столовую, где обитает вальяжный кот Бутчер. Такую кличку коту дал мой сосед по этажу англичанин Джо, а так-то наверняка того зовут или Кот, или он и вовсе без имени.

Кошка кричит не переставая, протяжно и с надрывом. Она рожает. Скорее всего, залетела от рыжего Бутчера. Тот сейчас безмятежно шляется бог знает где, а может, сыто дрыхнет в столовской подсобке. Плевать ему на нелегкую женскую долю.

Мне, никогда не имевшему домашних животных, всегда казалось, что кошки должны рожать легко и походя. Раз – и окотилась. Несчастная Мао явно не согласна. Вопли ее до жути напоминают человеческие. Я уже решаю свалить из общаги куда-нибудь до глубокой ночи. Но не уверен, что это прекратится к возвращению, или не продлится еще сутки. Я не знаю, как долго рожают кошки.

Кошачий крик не дает мне покоя.

Стук в дверь отвлекает от воплей. Открываю и вижу соседа. Джо, рослый парень с вьющейся шевелюрой и светлой бородкой, стеснительно вопрошает:

– Слушай, у тебя есть чай?

Этим вопросом он меня застает врасплох. На мгновение в голове возникает картина «Завтрак аристократа», и мне хочется стыдливо прикрыть стоящую на столе кружку, из которой свешиваются два хвостика с постыдными ярлыками. Угощать англичанина своим плебейским чаем мне неловко. К тому же, невеста у Джо – китаянка, наверняка он привык к разным улунам или пуэрам…

– Тебе какой надо? – зачем-то спрашиваю соседа, будто готов предложить на выбор.

Джо неожиданно складывает руки в молитвенном жесте и говорит:

– Какой-нибудь настоящий чай.

Слово «настоящий» он выделяет интонацией и с надеждой смотрит на меня.

– «Липтон»! – произношу я голосом врача-венеролога, сообщающего пациенту неприятную весть.