Леонид Кацис - Владимир Маяковский. Роковой выстрел

В этом сообщении немало странного. И, прежде всего, странно выглядит сама необходимость участия Маяковского в изготовлении надписей по сценарию одного из виднейших кинодеятелей той поры – В.Б. Шкловского. Да и Маяковский вполне умел сам делать тогдашнее кино. Дело, как нам представляется, в ином. В отличие от В. Шкловского Л.Ю. Брик и В.В. Маяковский были сотрудниками ОЗЕТа, а Маяковский даже членом его московского правления.

В рамках данной главы мы не будем специально разбирать собственно текст фильма «Евреи на земле». Это было сделано ранее и в другом месте. Скажем лишь, что большинство надписей имеет явственный еврейский подтекст, связанный как с сионистской топикой, так и с обыгрыванием библейских цитат. Игра этими цитатами и образами столь сложна и, главное, точна в чисто еврейском и иудейском смысле, что нет никаких сомнений в том, что В. Шкловский и В. Маяковский работали по чьему-то силлабусу, причем автор прототекста должен был свободно владеть еврейскими языками и свободно ориентироваться в еврейских политических реалиях. Есть у этого сценария и одна важная еврейская лингвистическая особенность. Дело в том, что в идише все слова библейского происхождения традиционно пишутся без идишских гласных, отсутствующих в иврите. Следовательно, если ключевые слова сценария будут состоять именно из таких слов, то практически не понадобится перевод кратких надписей на идиш и иврит. Фильм будет понятен и сионисту, говорящему на иврите, и антисионисту-коммунисту, говорящему на идиш, не говоря уже о том, что большинство людей владело двумя языками на уровне, достаточном для понимания фильма. Нетрудно понять, что топика еврея-земледельца в СССР должна была состоять практически из тех же самых образов и терминов, что и сионистские пропагандистские фильмы и тексты, только с обратным знаком. То есть еврей получит землю и свободу не в Палестине или Эрец Исраэль, а в Советском Союзе в новых еврейских колхозах- ивритское слово «икар» – пахарь – превращается в название организации – «ИКОР» и т. д.

Создатели фильма использовали и названия еврейских газет и партий, и иллюстративный ряд сионистских плакатов и т. д. Все это говорит о том, что у советских кинематографистов были квалифицированные консультанты из того же самого круга, что и нью-йоркские друзья Маяковского Ш. Эпштейн, Л. Тальми или М. Кац.

Не так давно был опубликован важный документ – отчет корреспондента газеты «Фрайгайт» Мойше Каца в Наркоминдел о борьбе икоровцев за джойнтовские деньги для Крыма Этот документ лишь подтвердил и без того известное – круг газеты «Фрайгайт» был напрямую связан с советскими кругами НКИДа, если не более серьезных и специальных ведомств.

Если для Нью-Йорка мы пока не располагаем точными сведениями на эту тему, то материалы английской разведки, касающиеся лондонского аналога Амторга, это явственно демонстрируют. Стоит учитывать, что американские и английские спецслужбы были вполне информированы о достижениях друг друга в борьбе с еврейскими коммунистическими просоветскими организациями скрывавшимися под марками разного рода «торгов». Поэтому мы вполне уверенно можем это утверждать.

Ведь, как указывает Б. Янгфельдт, именно сведения из английской спецслужбы привели к проблемам для Маяковского в получении американской визы.

Таким образом, мы видим, что, с одной стороны, материалы процесса над членами Еврейского антифашистского комитета могут быть важным, хотя неожиданным и малоприятным, дополнением к тому, что известно о жизни Маяковского в Америке; а с другой – конкретные обстоятельства и причины тех или иных показаний, например, Л. Тальми, на процессе, кажущиеся на первый взгляд бессвязными, обретают свой смысл в нашем контексте.

Ведь говорил он о своих заслугах в деле пропаганды, по словам Сталина, «лучшего и талантливейшего поэта нашей советской эпохи», в Америке. Другое дело, что ему не могло быть известно решение политбюро ЦК о смертной казни, принятое еще до всякого разбирательства.

Таким образом, перед учеными встает важная задача не только исследования малоквалифицированной сокращенной версии опубликованной стенограммы процесса по делу Еврейского антифашистского комитета, но и анализа тех сведений о контактах с Маяковским, которые должен был давать Леон Тальми на предварительном следствии. Мы говорим об этом потому, что в материалах стенограммы нет ни следов того, что следователь не включил такого рода сведения в протоколы (а в других случаях подсудимые неоднократно делали подобные заявления), ни попыток председательствующего остановить подсудимого и заявить, что это к делу не относится.

Таким образом, нам остается ждать того момента, когда интересующая нас часть многотомного следствия будет опубликована либо станет предметом изучения тех, кому она доступна.

Более того, самые неожиданные документы еще могут всплыть и в сталинских архивах. Так, недавно было опубликовано странное письмо одного из самых первых перебежчиков сталинской эпохи, сотрудника советских торгпредств Бориса Зуля, который уже после процессов 1937–1938 годов решил, чего-то испугавшись, обратиться к Сталину с полупокаянным письмом-доносом на своих бывших коллег, где он коснулся людей интересующего нас круга. Кроме всего прочего, интересно и то, что к Сталину можно было обращаться по подобному вопросу без специальных комментариев. При всем источниковедческом своеобразии письма Зуля, оно дает нам возможность увидеть то, как были организованы первые советские торговые миссии.

Итак: «Я ясно ощущал темные дела, например, целой группы, видимо, отлично организованной, из так называемого украинского внешторга (почти целиком бывшая группа украинских сионистов, которая еще в 1920 году смешивала Ленина с грязью). Они раскинули свою сеть почти по всем торгпредствам. В Париже – Ломовский, в Лондоне – целых трое (фамилий сейчас не помню, но установить это очень легко), в Америке – он погиб вместе со Склянским. Эта группа имела свою руку как в Харькове, так и в Москве. В Москве виднейший представитель этой группы занимал в дальнейшем пост наркома, не то продовольствия, не то хлебной промышленности» [237].

Публикатор этого текста (помимо очевидного И. Хургина) поясняет, что в Лондоне это был Юда Соломонович Новаковский, член Еврейской соцпартии с 1903 года, а РКП(б) с 1919-го, в числе прочего уполномоченный Наркомвнешторга УССР в Праге, Берлине и Лондоне в 1921–1926 годах, снятый в 1926-м за небрежное расходование госсредств. Других имен публикатор не приводит, да для нас это и не требуется. Нам важно, что общий характер интересующей нас среды описан практически так же, как и на будущем процессе Еврейского антифашистского комитета. Столь же важно для нас, что свой побег невозвращенец Зуль совершил в 1926 году, т. е. «картина мира» хронологически совпадает с интересующей нас.