Александр Севастьянов - Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Мне смертельно жаль европейские народы, ведь я всю жизнь любил, восхищался, изучал литературу и искусство, в том числе европейское (но не только), я проникнут этим насквозь, знаю что чем ценно, какой вклад во всемирную сокровищницу внёс тот или иной народ. Самопредательство и вырожденчество европейцев причиняет мне огромную боль, непроходящий шок. Дай бог, конечно, белой расе выстоять в этой войне, но — не за наш счёт. Людям в угоду, да не самим же в воду. Если они избрали себе такую судьбу, чем их образумишь? Если нам, русским, суждено сызнова восстановить численность и значение белой расы, начать её историю с нового листа — пусть так и будет. Для этого нужно лишь сохранять и преумножать наш русский народ, нашу кровь и плоть.

А это значит, что сегодня расовая война — не наш уровень конфликта. И она не станет таковым до тех пор, пока, образумившись, белый мир не перестанет болтать языком и не сделает осознанно свою последнюю и главную ставку на русских, не поможет русским националистам взять всю полноту власти в России и не заключит с нами договор о совместной борьбе, ставка в которой — жизнь или смерть нашей расы.

Наш уровень конфликта, в котором мы осознанно или неосознанно повседневно участвуем, в котором реально можем победить, — это конфликт наций, этническая война. Этносов, с которыми у нас, русских, отношения сложились конфликтно, хватает, как в самой России, так и вне её. Только успевай поворачиваться… Но это тема другой статьи.

Тут самое время вновь процитировать профессора Хомякова, желающего подчеркнуть, что Запада бояться не следует, не такой уж он страшный наш враг и супостат. Он словно предвосхитил мои эскапады и заранее подстелил соломки:

«А как же мы останемся без своего государства перед лицом агрессивного Запада?! — воскликнет иной “патриот”. Зададим встречный вопрос. А как вы считаете, почему Запад не раздавил Россию, когда она лежала в руинах в 1992–1993 годах? Тогда страну можно было взять голыми руками без единого выстрела, подогнав не спецназ или танки, а самолёт с долларами. Но ведь никто так не поступил. Да, грабили, да, отщипывали куски. Но в целом не хотели развала страны. Вдумайтесь, в 1993 году вообще можно было бы ввергнуть страну в хаос гражданской войны. А потом взять голыми руками. Но помогли сохраниться режиму».

На «встречный вопрос» ответить нетрудно (если, конечно, не обсуждать всерьёз самолёт с долларами). Крушение СССР, волшебно молниеносное, поставило в тупик изощрённейшие умы политиков всего мира, никак того не ожидавших. И призрак советского монстра, столько лет мифологизировавшийся и демонизировавшийся всей пропагандистской машиной Запада, неожиданно обрёл некую воображаемую реальность. СССР уже не было, а фантомный страх перед его могуществом продолжал жить (да и про чемоданчик ядерный, и про тысячи атомных бомб не стоит забывать). Никто в мире в 1990-е не представлял достоверно ни нашей реальной силы, ни нашей действительной слабости. Рисковать побоялись, на Третью мировую, горячую, не пошли. Помнили прошедшую войну, помнили подвиги русских партизан. (Да разве мы сами, националисты, не питали все эти годы надежд на партизанщину? Увы, только молокососы-скинхеды оправдали эти надежды, спасли честь нации, опозорив тем самым седины ветеранов и всего — клянусь, всего! — офицерского корпуса.) Это сейчас, прожив позорные 17 лет, мы избавились от иллюзий и мифов относительно своего собственного народа, который оказался куда глупей, подлей и слабей, чем мы привыкли думать со школы. А тогда нашу силу и готовность к сопротивлению все просто переоценили.

Но, с другой стороны, ведь и Запад оказался не так силён, как делал вид. Воевать с огромной и непредсказуемой Россией — это ведь не Сербию беззащитную бомбить издалека высокоточными «умными» ракетами. Да и оккупировать одну восьмую суши попросту некем (в несчастный Ирак США не смогли послать более 140 тыс. человек, а тут такая громадина!). Поэтому и «помогли сохраниться режиму», решив малой ценой, бескровно достичь того же результата: ползучей оккупации России, доступа к её подземным кладовым и иным богатствам. И достигли!

Так что подождём пока восхищаться ленивым гуманизмом западных политиков, их снисходительной жалостью к бедным русским. Как сказано выше, настоящий белый европеец есть холодный и беспощадный хищник, суперэтноэгоцентрик, всегда преследующий свой интерес. Если бы он считал, что может нас удавить силой — непременно тут же попытался бы. А так — просто взял всё, что смог.

Иное дело, если в России в результате мегакризиса рухнет государственность и разбегутся власть имущие, как пророчит и мечтает Хомяков. Я уверен, что команды мародёров и оккупантов со всего мира не заставят себя ждать. И тут уж — кто до чего дотянется: Западу — западное, Востоку — восточное, Югу — южное и т. д. (Пентагон, кстати, уже проводил штабные учения по защите «своей» Сибири от Китая.) Никакой конфедерации, как мечтается НОРНЕ, в результате, конечно же, не будет, а будет многообразное внешнее управление Россией, в том числе через десяток-другой марионеточных правительств на манер новой феодальной раздробленности. Резервациям до конфедерации, как до Луны: вы где-нибудь видели «конфедерацию резерваций», читатель? Или вы думаете, что марионеткам позволят самим выбирать себе путь в будущее? Щас!

Между тем, для того, чтобы поставить свои надежды на особые отношения с Западом на сколько-нибудь убедительный фундамент, кандидат геолого-минералогических и доктор технических наук Хомяков взялся учить нас истории. (Интересно, чтобы он сказал, если бы я, гуманитарий до мозга костей, присяжный филолог, историк, социолог и искусствовед, полез бы учить народ геологии-минералогии или технике!) И вот у него получилось, что это не нам надо бояться агрессии Запада, а Западу надо опасаться агрессии России.

По Хомякову, русско-европейские отношения есть хроника нашей агрессии против Запада. Начинаются они, якобы, с Ливонской войны, которую-де «Иван Грозный сам начал… безо всякого повода и безо всякой угрозы для России со стороны слабой Ливонии» .

Следующий эпизод, минуя целое столетие, — «Пётр I первым напал на Швецию. Причём, вероломно. Почти сразу после того, как уверил шведское посольство в своих самых мирных намерениях» .

Ещё сто лет промчались незаметно (для Хомякова), и — «А нашествие Наполеона? — возразит иной читатель. Что ж, напомним факты и на сей счёт. Нашествие 1812 года есть лишь эпизод в долгой череде войн. В которых Россия первая, задолго до 1812 года, сама вторгалась на Запад, воюя с Францией. Вторгалась. И это ясно любому непредвзятому читателю. Ибо и Аустерлиц, и Шенграбен, описанные Львом Толстым в "Войне и мире", это отнюдь не русские земли. И Сент-Готард, блестяще пройденный Суворовым, тоже находится не в России, а в Швейцарии» .