Моисей Наппельбаум - От ремесла к искусству

Пена кружев на темном платье у высокой открытой шеи усиливает впечатление воздушности (фото 76).

ГОДЫ ВОЙНЫ

Когда началась Великая Отечественная война, нас, стариков, так же, как и детей, эвакуировали из Москвы в первую очередь. Меня присоединили к группе мастеров искусств, направленных в Нальчик.

Нальчик — город цветов. Контраст между только что покинутой Москвой, еженощно подвергавшейся бомбардировкам, и покоем, тишиной и красотой Нальчика подчеркивал чудовищность свершившегося, усугубляя боль и тоску.

Нальчик принял нас радушно, это несколько облегчило горечь, чувство оторванности от Москвы, нашу тревогу за близких, за Родину.

Город помогал фронту. Лучшие здания были отданы под госпитали. Молодые девушки работали медицинскими сестрами, в порядке шефства ухаживали за ранеными. Радио каждый день приносило вести о положении на фронте, и в эти часы возле репродукторов собирался весь город. В то же время Нальчик не переставал жить большой культурной жизнью. Москвичи всеми силами старались внести свою долю, устраивали выставки молодых художников, проводили консультации художников В. Яковлева, Н. Ульянова и других. Каждую неделю давались концерты с участием лучших сил страны — К. А. Эрдели, Нины Дорлиак, М. Г. Семеновой и других. И. М. Москвин, А. К. Тарасова, М. М. Климов. Н. И. Аркадин читали рассказы А. П. Чехова, ставили «Хирургию», «Дачного мужа».

А. К. Тарасова, И. М. Москвин, М. М. Тарханов и другие актеры работали в местном театре. В. И. Немирович-Данченко и М. М. Тарханов руководили постановками. Академик И. Э. Грабарь с группой живописцев принимали участие в организации выставки местных художников. Композиторы Г. А. Шапорин, Н. Я. Мясковский выступали в концертах и писали музыку на материале народного творчества республики. С. Прокофьев писал свою оперу «Война и мир». Архитектор В. А. Веснин занимался научной н общественной работой.

Мне поручили сделать галерею портретов членов правительства республики и знатных гостей. Снимал героев фронта, выполнял работу для театра и для музея. Вспоминаю с большой благодарностью учреждение, которое предоставило мне свою фотолабораторию.

В эти суровые дни я не переставал чувствовать себя полезным работником. Портретная фотография нужна была фронту и маленькому гостеприимному городу, приютившему нас во время войны.

Но нам не пришлось долго прожить в красочном и поэтичном Нальчике.

В связи с тяжким положением на фронте из Нальчика нас переправили в Тбилиси. В ночь приезда в Тбилиси я потерял жену — человека, с которым прожил пятьдесят лет. Там я и похоронил ее.

Но жизнь продолжалась, шла война, грозное время не позволяло предаваться личному горю. Надо было работать. Весь народ испытывал неисчислимые бедствия, мужественно переносил бесконечные страдания и продолжал героически сражаться, строить, работать, творить.

Республиканский комитет по делам искусств направил меня в фотографию Союза писателей.

Стеклянная стена фотографии выходила на площадь, работали там только при дневном освещении. Мне сызнова пришлось начать борьбу за свою полуваттную лампу, которую считал лучшим способом освещения. Заказчик привык к портретам, сделанным при дневном освещении, а фотографы охраняли свои традиции. Наш спор дошел до правления Союза писателей. Писатели, знавшие те трудности, которые возникают при создании художественных образов, поддержали меня. Я был удовлетворен, получив возможность работать в своей манере.

Я прожил в Тбилиси два года. По поручению президиума Академии наук Грузинской ССР делал портреты академиков Грузии. Пришлось серьезно задуматься о воплощении образа советского ученого. Тбилисский опыт помог мне впоследствии, когда я фотографировал членов Академии наук СССР в Москве. Эта работа над портретами академиков и членов правительства Грузинской ССР придавала мне силы и очень поддерживала в те трудные дни.

Огромной моральной поддержкой была работа для Советской Армии и встреча с командующим Закавказским фронтом генералом армии Иваном Владимировичем Тюленевым. Тюленев знал меня как фотографа по Москве и привлек к организации выставки в Доме Советской Армии. Темой выставки была героика советского народа. В процессе сбора материала я познакомился со всеми музеями города, со множеством исторических ценностей, имевшихся в Тбилиси. Лаборатория кинофабрики помогла в технической обработке материала. Сознавая важность задачи, я приложил все силы, чтобы сделать выставку интересной.

В течение многих лет в прошлом я безуспешно стремился работать в области киноискусства. Судьба сложилась так, что во время войны, в Тбилиси мое желание осуществилось. На грузинской киностудии был специальный фотопавильон с лабораторией. Мне предложили заняться фотоработой. Я стал свидетелем постановки и киносъёмки интересной по теме, по трактовке, по живописному изложению, а главное —по идейной насыщенности кадров кинокартины «Георгий Саакадзе». Я снова выступил против обычая делать фотоснимки по ходу съемки фильма. На этот раз режиссер Чиаурели пошел мне навстречу, и при любезной помощи сотрудников студии мне удалось самостоятельно скомпоновать несколько фотографий. Было бы неверным говорить, что то была моя собственная интерпретация темы, но, придерживаясь режиссерского замысла, я по-своему строил кадр и применил свои приемы освещения. В фотопавильоне, где я чувствовал себя более свободным, я сделал фотопортреты А. А. Хоравы в ролях Саакадзе, Спартака, Луарсаба и других.

Незадолго до этого мне довелось увидеть репродукцию с картины художника И. М. Тоидзе «Георгий Саакадзе». Позировал для картины тот же А. А. Хорава. На полотне художника народный герой изображен в классической позе. Он приготовился к сражению, в руке у него меч. Волевое лицо его сурово; вся фигура выражает решимость и отвагу. Припоминаю, что мне хотелось снять его в таком же духе, но я не мог добиться убедительности, естественности, у меня получалась избитая, много раз повторявшаяся поза, именно поза. В то время как в живописи традиционная поза в худшем случае может показаться трафаретной, в фотографии она обязательно становится фальшью. Фотография по природе своей реалистична. Она не допускает никаких условностей. Малейшая искусственность, аффектация в фотопортрете звучит как фальшивая нота. Я отказался от канонической композиции, попросил Хорану сесть, придал его фигуре такое положение, чтобы создалось представление о мощи, силе героя. Руки его опираются о колени. Весь портрет выдержан в глубоких темных тонах, лицо строгое, озабоченное. Я не мог себе представить Георгия Саакадзе отвлеченно, героем вообще, вне связи с драматизмом его положения, раскрытом в фильме (фото 55).