Михаил Хлюстов - Ученые досуги Наф-Нафа

Вслед за «великим старшим братом» «закочевали» столицы соседей (корейцев, вьетнамцев, японцев), словно вставая поутру побродить по стране и устраивая себе ложе ближе к вечеру. Дотошным японцам, первоначально стремившимся устроить свою империю в точности «как в Китае», казалось, удалось воплотить идеал. Абсолютно без всяких скидок на «местный геомантический фактор» попросту сровняли все в единое прямоугольное, абсолютно ровное и идеально сориентированное по сторонам света поле и разбили новую столицу — Нару, согласно всем расчетам и профилям, отлично зная, какой срок жизни ей определен.

И столица воссияла, отсияла и погасла оставив после себя лишь несколько отблесков в великолепии древних храмов. Город Нара оставили без видимых внешних причин. Просто предопределенное ей многостолетним генеральным планом время вышло. Устроили новую: Хэйан, нынешний Киото, ничего не изменив в планировке. Слишком тщательное следование правилам внесло серьезное смятение в умы и в окружающий мир. За это пришлось расплачиваться столетиями смут, «бегством столиц» то в Камакуру, то в Эдо, теперешний Токио. Чтобы прервать вечное бегство столиц, равно пресечь смуту, мудрый и жестокие сёгун Токугава Эиасу придумал для Эдо вовсе иную планировку, уже не микро— и макрокосмы человека, но простейшую раковину улитки чтоб ползла она по спирали вокруг единого центра. Так и ползет эта улитка до сих пор словно «по горе Фудзияма» по некоторым оценкам став крупнейшим городом мира.

Лавры первенства у Токио оспаривает Мехико. Тоже древняя столица, импульс развития которой положен множеством жертвоприношений. Удар нефритового ножа, вырванное еще трепещущее в руках жреца сердце, брошенный в кактусовые болота труп. Конкистадоры прервали жертвенный круг, огнем и мечом прошлись по идеально распланированной столице, чтобы упорядочить ее по своему разумению.

Разумение это пришло из иной, римской, древности. От лагеря римского легиона — четкого квадрата Placa Major [26] (исп. и лат.) Главная площадь . Именно таковую планировку предписывали эдикты католичайших императоров всем городам колоний. В таком городе удобней обороняться, в таком городе удобней всего управлять как прилегающей к нему провинцией так и самим городом-лагерем. С той поры жители новосветских латинских колоний немало удручены однообразием планировок полисов своего континента. Только Мехико не удалось обуздать. В нем до сих пор спорят древние планировки двух цивилизаций, рождая самый большой в мире Город. Впрочем, его пальму первенства оспаривает Токио.

Есть странность: как только человек прикладывает разум к городскому устройству он выдумывает примитивный город удивительно похожий на кассу с равными квадратами ящиков. Даже власть разума все равно остается властью, готовой по своей прихоти вынуть ящик из гнезда положить в него что-то или вычистить напусто. Ничего не изменится, останется порожний прямоугольник в регулярной структуре. Отдавая должное сцеженной веками простоте китайской планировки вспомним незатейливость планировки пуританской, каковая определила схемы почти всех американских городов, разбитых на квадраты и прямоугольники вовсе не из высшего замысла воспроизвести макрокосм человеческого тела, не из следования испанско-римским канонам, но из дешевизны градостроительства простоты и удобства сообщения. Все же вольность хаоса прорастает меж прямых углов нарезанных пронумерованными стритами и авеню: вверх-вверх, вниз-вниз. То downtown [27] (англ.) деловая часть города, отличающаяся обилием небоскребов , то пригород, то вновь что-то высокое. Ни одного равного здания, гимн индивидуализму, словно кочки травы и проплешины на неравно политом и дурно удобренном поле. Естественный рост вертикалей.

Всегда возможно изобрести и возвести нечто новое. Прогресс, новые веянья добавят еще лучевую развязку «перспектив» — диагоналей, чтобы не так резко было поворачивать, пробираясь с одного угла города на противоположный. В центре зажигается «солнце — «площадь Звезды», освещающее все дальние уголки города. Власть «короля-солнца» должна излиться на каждого, запечатлевшись в парижских улицах навечно. Идея кампанелловского «города Солнце» задуманного для будущего утопического далека пришлась по сердцу просвещенным монархиям тому же «Королю-солнцу». Возможно что исчисленной утопией отсекающей все лишнее проще управлять чем бурлящей сутолокой спутанных улиц и переулков, где строят дома вдоль протоптанных ослами извилистых закоулков, и не видит и не планирует ничего дальше угла своего квартала.

И утопия расцветет перетекая то в стиль имперский, то империалистический, то в тоталитарный, пока не придет время «свободной» планировки времен Ле Корбузье в «рациональном» смысле которой, в хаосе современной застройки сам черт ногу сломит.

Разобраться сложно пока не придут военные стратеги и скажут: «Это мы попросили архитекторов создать «современные» районы, поскольку современность это не только технологический комфорт, но, прежде всего — новейшие средства поражения. В таких районах, может, жить не очень удобно, зато обороняться хорошо. Сектора обстрела просчитаны, район вполне устойчив против артналетов, бомбежек, даже ударную волну атомного взрыва разобьет, закрутит — основная часть зданий выстоит. Развалится половина домов, но другая-то устоит сохранив живую силу. Безопасность важней всего, особенно когда безвозвратно канули в лету времена крепких городских стен, бастионов, глубоких рвов. Для порядка мы еще пройдемся суровой manu militari [28] (лат.) воинской рукой , раскидаем здесь и там бомбоубежищ, крепких надолбов, нароем пожарных рвов, колодцев, проложим туннели, построим подземные железные дороги и заводы».

Человек нормальный в ужасе отшатнется от такой удивительно бесцеремонной правды. Но военные неожиданно разразятся несвойственными им исполненной поэзией строкой одного из самых страстных «певцов войны» Макса Юнгера: «Я понял: города похожи на сон. Они могут исчезнуть в одну ночь»… и ничего не останется кроме руин, но тот старый город, его вековые здания и мощеные улицы будут жить в глубине памяти, подобно памяти о давнем сне. Генералы уточнят: это он написал, узнав что союзная авиация в одну ночь стерла с лица земли исторический центр его родного старинного германского города. Что вы хотите? Чем больше город — тем больше мишень. Концентрация потенциалов экономических, производственных, финансовых, транспортных, моральных, культурных, ну и людских конечно. Идеальная мишень. Кидай бомбы ковром «по пятну», не промахнешься. И каждая бомбочка окупится: если человека не убьет, то дом разрушит, а дальше пожар все пожрет. Все эти гамбурги, любеки, роттердамы, сталинграды, токио, герники. Так что большой каменный город — самая хрупкая вещь во время войны, беззащитная как младенец. И только мы (военные) можем его спасти, организовать грамотно ПВО и ПРО и прочие разнообразные защиты, которые надо организовать заранее. Vis pacem, para bellum [29] (лат.) Хочешь мира, готовь войну .