Владимир Немирович-Данченко - Избранные письма. Том 1

Наконец, Вы…

О Вашей пьесе «В ответе» я ничего не знал. Правда, Вы мне писали, что думаете о новой пьесе, но я никак не предполагал, {238}что она так скоро будет написана. Узнал я о ней от Правдина и, признаюсь, и удивился и огорчился. Узнал совершенно неожиданно и понял так, что Вы на нас махнули рукой. И что же мне было делать? Попросить пьесу после того, как она уже вручена Малому театру? Значит, принять ее к постановке наверняка, не читая. Этого я не могу. Я попросил достать ее мне, чтобы познакомиться, но не получил. Мне показалось, что от меня тщательно скрывали самый факт существования Вашей пьесы. Бороться с такими вещами я не умею[540].

Рассчитывать на то, что после «Накипи» Вы будете сначала предлагать пьесу нам, а потом уже Малому театру, не имеем никакого права[541]. Предлагать нам по секрету, тайком, как это делают другие авторы, — Вы на это не пойдете.

Что же мне делать? Одно только. Вы могли бы, пользуясь нашей с Вами давней дружбой, давать мне пьесы Ваши не как заведующему репертуаром, художественным репертуаром, а как Вашему поклоннику, мнению которого Вы верите.

Не знаю, хотите ли Вы этого. Не раздражает ли Вас воспоминание обо мне как о заведующем репертуаром. В конце концов, чтобы не было недоразумений, говорю очень определенно: каждая Ваша пьеса интересует меня двояко: и потому, что она Ваша, и потому, что она может пойти у нас.

Наша петербургская «кампания» имеет материальный успех совершенно сумасшедший. Билеты рвут на части, всё на все спектакли продано, несмотря ни на какие цены. Успех этот поддерживается публикой, как говорят, «отборной», и писателями хорошего лагеря. Газеты же, принадлежащие к лагерю «Нового времени», злятся, клюют нас, ругают каждый день. И мелкие газетки злятся, что я ни у кого не был, не печатаю публикаций, в которых совсем не нуждаюсь (все продано), не даю бесплатных билетов, кроме первых представлений.

До свидания. Обнимаю Вас и целую ручки Софьи Александровны. Жена шлет Вам обоим привет.

Вл. Немирович-Данченко

{239} 104. К. С. Станиславскому[542]

16 июня 1901 г. Усадьба Нескучное

Екатеринославск. губ. Почт. ст. Больше-Янисоль.

16/VI

Дорогой Константин Сергеевич! Я доволен, что дело с Елькиндом расстроилось, так как из всего видно, что он нас запутал бы.

И все-таки надо строить, надо строить, надо строить!..[543]

Считаю, что этот вопрос будет в предстоящую зиму одним из важнейших в моей сфере. Вы мне скажете, с кем надо разговаривать, и я стану разговаривать.

Лухмановой я незадолго до Вашего письма написал. Противоречия не могло произойти с Вашим письмом к ней. Она принадлежит к числу тех отребьев крыловской эпохи театров, когда переводчики считали себя авторами[544]. Шут с ней!

Моя пьеса[545]…

Произошло много перемен.

Молчу до поры до времени.

Потапенко я уже два раза писал: в апреле и за неделю до отъезда из Москвы, когда послал ему свой деревенский адрес.

Читаю пьесы Мериме — французский писатель начала нынешнего [описка. — Ред .] века.

Получил письмо от Чехова[546]. Пишет, что при постройке театра надо сделать комнату, которая будет называться «авторская». Письмо бодрое и веселое. Неужели Ольге Леонардовне удастся оживить его?

Обнимаю Вас.

Вл. Немирович-Данченко

105. А. П. Чехову[547]

16 июня 1901 г. Усадьба Нескучное

Дорогой Антон Павлович!

Дело с театром, т. е. вопрос о постройке опять затормозился. С подрядчиком, предложившим строить, мы не сошлись {240}в условиях. Очень уж он хотел нажить. Мы могли бы скоро прогореть.

Тем не менее напряжение, с которым я взялся наконец за это дело, не пропало даром. Во-первых, теперь мы более готовы в смысле всяких соображений, планов и расчетов. А во-вторых, точно на зов, получили еще два предложения. Но обсуждать их сейчас некому. Алексеев уехал на Кавказ, а я, как ты знаешь, хочу написать пьесу[548].

Я совсем отвык писать. Скоро забирает лень. А кроме того, перо отучилось писать так, как требует мысль и образ. Трудно его разгорячить, так оно стало холодно и рассудочно.

С тех пор как я приехал в деревню, я выкурил уже 400 папирос, а у меня все еще нет ни одного законченного акта.

Как я тебе пошлю «хоть один» акт? Это очень неудобно. Отложим уж до августа!

Твое письмо от 6‑го июня я получил сегодня, 16‑го[549]. Десять дней! Посмотрел я на карте, где вы. Далеко! Ехать в Аксеново из Больше-Янисоля 5 суток с лишком. Значит, письма ходят дней 6 – 7 между станциями.

От Потапенко ничего не имею, но жду. Думаю, что он еще не написал пьесы, а пишет.

Боборыкин написал. На днях получу.

Что же нового в театре? Ничего, не известного вам.

Ваша женитьба наделала в Москве очень много шума. Мне рассказывали, что о ней говорили решительно во всех кругах. Даже Трепов спрашивал меня и закончил: «Дай ей бог всего хорошего». И таким трогательным тоном, хоть бы и не обер-полицмейстеру впору.

Вишневский смешил рассказами, как он ждал тебя к чаю как раз в то время, когда ты усаживался в вагон[550].

Три или четыре газеты (а может быть, и больше) выпустили ваши портреты. Сколько я мог прислушаться, вас провожали одобрения и хорошие пожелания

Разъехалась труппа, как всегда, дружно, с поцелуями. В последние дни кончали репетиции «Утки» и «Крамера»[551]. Отношения у меня с Алексеевым лучше, чем когда-нибудь, {241}и напомнили труппе времена возникновения театра. Это бывает всегда, когда я энергично беру все дело в руки. А весь май я так отдавался театру, как давно уж этого не было.

Какая у вас погода? Здесь очень жарко, но хорошо. Ночи очень хороши. Лунно, тепло, прохладно. Лунные ночи на юге — выше этого ничего не знаю.

До свидания. Обнимаю тебя и шлю привет Ольге Леонардовне. Жена обоим вам кланяется.

Твой Вл. Немирович-Данченко

106. П. П. Гнедичу[552]

Ноябрь 1901 г. Москва

Дорогой Петр Петрович!

Левкеева просит у меня разрешения на постановку «Дяди Вани»[553]. Ничего не имею против того, чтобы «Дядя Ваня» шел на Александринском театре. Мои товарищи по дирекции Художественного театра также не хотят препятствовать этому. Но как вы устроитесь с Театрально-Литературным комитетом? Левкеева, может быть, не знает, что Комитет потребовал переделок, на которые Чехов не согласен[554]. Поговори с Теляковским. Причем умоляю об одном — устроить так, чтоб не подвергать Чехова новым обидам. Предоставляю это твоему и Теляковского такту. Суть нашего исключительного права на драмы Чехова не столько в материальных интересах, сколько именно в защите его художественных интересов.

Затем, если ты с Теляковским устроите это дело, то, во-первых, постановка «Дяди Вани» на частных сценах (кроме, конечно, наших спектаклей) остается по-прежнему не разрешенной и, во-вторых, казенная дирекция будет платить Чехову обычные 10 % с валового сбора.