О Дмитриева - Энциклопедия обрядов и обычаев

Слово «столп» означало в древнерусском еще и надмогильный домик, саркофаг. Многие археологические раскопки подтверждают это. Так, в Боршеве в курганах Х в. впервые были обнаружены небольшие деревянные срубы с остатками трупосжигания и кольцевой оградой вокруг них. Пpax кремированных захоранивался в глиняных урнах, в обычных горшках для приготовления пищи. Урны захоранивали в «столпах» внутри насыпных курганов.

Известны также и «поля погребений», т. е. кладбища без внешних наземных признаков.

С IX–X веков общие погребения постепенно заменяются индивидуальными захоронениями, но сожжение трупов еще сохраняется.

Арабский путешественник и писатель Ибн-Фад-лан, совершивший путешествие в 921–922 годах в страну волжско-камских болгар, так описывает похороны богатого русса: «Мне сказывали, что руссы со своими начальными людьми делают по их смерти такие вещи, из которых малейшая есть сожжение. Я очень желал присутствовать при этом и вот узнал, что один знатный человек у них умер. Они положили его в могилу в том платье, в котором он умер, поставили с ним рядом пьяный напиток, положили плоды и балалайку. Могилу накрыли крышкой, засыпали землей, и она так оставалась в течение десяти дней, пока кроили и шили одежду покойнику. Это только для богатых делают так, а бедных просто сажают в небольшое судно (лодку) и сжигают. У богатого собирают все его имущество и делят его на три части: одну дают семье, на другую изготовляют платье, а на третью долю покупают пьяный напиток, который будут пить в тот день, когда одна из девушек согласится убить себя и будет сожжена со своим хозяином…».

А согласившаяся на смерть девушка«…пила каждый день вино, веселилась и радовалась. И вот наступил день сожжения…уже сооружено судно для умершего. Оно было укреплено четырьмя деревянными подпорами, а вокруг него расставлены были высокие деревянные кумиры (идолы). Вокруг ходили, говорили и пели люди. Затем принесли скамью (ложе) и поставили ее в лодке. После этого пришла старая женщина (жрица смерти). Она накрыла скамью коврами, а по ним — греческой золотой тканью, и положила подушки из такой же ткани…

Когда постель была изготовлена, руссы пошли за покойником к его могиле, раскрыли крышку, вынули мертвеца, как он был, со всеми предметами, которые были при нем… надели ему на голову шапку из золотой ткани с соболевой опушкой; понесли его в палатку, которая была устроена в лодке, посадили на постель и обложили его подушками. Затем принесли пьяный напиток, плоды, благовонные растения и положили к нему, принесли также хлеб, мясо, лук и положили перед ним; принесли собаку, рассекли ее на две части и положили сбоку его». За собакой последовали две разрубленные лошади, петух, курица…

«На другой день, между полуднем и закатом солнца, руссы повели девушку к чему-то, сделанному наподобие навеса или выступа у дверей. Она стала на ладони мужчин и, поднятая ими, посмотрела на этот навес, сказала что-то на своем языке и была спущена. Она сказала: «Вот вижу отца моего и мать мою». Затем ее подняли во второй раз. Она сделала то же самое и сказала: «Вот вижу всех родителей, умерших родственников, сидят». Подняли ее в третий раз, и она сказала: «Вот вижу моего господина, сидит в саду, а сад прекрасен, зелен; с ним сидит его дружина и отроки. Он зовет меня. Ведите меня к нему». Ее повели к лодке. Она сняла свои запястья с рук и надела их старой женщине; сняла обручи-кольца со своих ног и отдала двум девушкам, которые ей прислуживали. Потом ее подняли на лодку, но не ввели в палатку, где лежал мертвец. Пришли мужчины со щитами и палками и подали ей кружку с пьяным напитком. Она взяла ее, спела над нею песню и выпила ее. Это она прощалась со своими подругами. После этого ей подали другую кружку, она взяла и запела длинную песню. Старуха торопила ее выпивать кружку скорее и идти в палатку, где ее господин…

Я видел ее в нерешимости, она изменилась. Неизвестно, желала ли она войти в палатку… Мужчины начали стучать по щитам палицами — для того, вероятно, чтобы не слышно было ее криков, чтобы это не устрашило других девушек, готовых также умереть со своими господинами. В палатку вошли шесть человек и простерли девушку обок с ее господином; двое схватили ее за ноги и двое — за руки, старуха обвила ей вокруг шеи веревку…

После этого под лодку подложили дров, ближайший родственник покойного, взяв кусок дерева, зажег его и, держа в руке, пошел к лодке. Он первый зажег костер, за ним стали подходить остальные люди с лучинами и дровами, каждый бросал в костер зажженную лучину и дрова. Вскоре огонь охватил дрова, затем — лодку, потом — палатку с мертвыми и со всем в ней находящимся. При этом подул сильный ветер, пламя усилилось…

Один из руссов проговорил: «Бог любит покойника: послал сильный ветер, и огонь унес его в одночасье» — и действительно, не прошло и часа, как лодка и оба мертвеца превратились в пепел. Над останками был насыпан холм, и сверху поставили столб из белого тополя с именем покойного и именем царя руссов».

Об этом же обычае самосожжения вдов у славян говорит Н. М. Карамзин (1766–1826) в «Истории государства Российского». «Славянки не хотели переживать мертвых мужей и добровольно сжигались на костре с их трупами. Вдова живая бесчестила семейство».

Христианство выступило против сожжения умерших по римскому обычаю и курганных захоронений и восприняло древнеиудейский обычай погребения — предание земле. Впервые на Руси по этому обряду был похоронен княгиней Ольгой, принявшей христианство, ее муж — князь Игорь. «Приде ко гробу его и плакася по мужу своем и повеле людям съсути (т. е. насыпать) могилу велику… и повеле тризну творити». (Лаврентьевская летопись).

Между тем, новый обычай захоронения прививался с трудом и до, и после крещения славян. Христианский обряд погребения насаждался на русской земле силой, и повсеместно встречал сопротивление. Поначалу предание земле считалось княжеским обрядом. Так, при похоронах сына Муромского князя Константина, совершенных в XI в. по христианскому ритуалу, народ дивился, поелику похороны творились не по известному обычаю.

Древний обряд трупосжигания, доживший в краю вятичей до времен летописца Нестора, сохранился в Тульской и Калужской губерниях в пережитках до конца XIX в.: на христианской могиле после похорон разводили огромный костер. Древние погребальные избушки-домовины, столпы сохранились в северных областях до начала XX в.

Поверья восточных славян говорят о разделении умерших на две категории: «чистых» покойников, умерших естественной смертью, которые получали название «родителей», и «нечистых», погибших неестественной смертью (самоубийцы, опойцы /по В. Далю — кто опился вина, сгорел, помер с опою. Где опойцу похоронят, там шесть недель дожди стоят — почему и стараются похоронить его на распутии, на меже/, колдуны и др.) — «заложных». Отношение к тем и другим было различное. «Родителей» почитали как добрых покровителей семьи, их память отмечалась поминальными обрядами, жертвенными трапезами. С утверждением христианства поминальные, или «родительские», дни были закреплены Церковью за определенными датами православного календаря.