О Дмитриева - Энциклопедия обрядов и обычаев

«Нечистые» покойники вызывали суеверный страх, им приписывали опасные, вредоносные свойства. Считалось, что «заложные», преждевременно ушедшие из жизни, якобы обижены на живых и могут им мстить, что земля их не принимает, поэтому они вынуждены бродить бесприютно и тревожить живых. До XIX в. дожило широко распространенное поверье, что «заложные» знаются с нечистой силой и сами могут превращаться в тот или иной вид нечисти.

Согласно древнеславянским верованиям, душа не уничтожается в момент смерти человека, а невидимо отделяется от тела и направляется в далекую загробную страну мертвых, которая находится где-то за горами, за лесами. Вероятно, уже в дохристианскую эпоху у славян сложилось представление о местопребывании душ умерших, как о цветущем саде. Для путешествия в эту страну покойника снабжали всем необходимым: клали в гроб одежду, обувь, утварь. После погребения «родителей» устраивали поминальные трапезы — кормление их душ.

Преемственная связь поколений особенно ярко проявляется в обычаях похоронно-поминального цикла. Уже давно отмечен стойкий консерватизм этого печального ритуала, сохраняющего немало архаических поверий и обрядов, которые уходят корнями в глубокую древность.

Христианские похоронные ритуалы с XVI в. были внедрены во всех частях Московского государства путем строжайшего контроля Церкви за их неукоснительным исполнением. Сторонники старых языческих обрядов объявлялись еретиками и сжигались заживо. Таким образом, языческий способ сжигания трупов в срубах церкви превратился в обычай казни еретиков и бунтовщиков. Старообрядческое самосожжение в XVII и XVIII веках было выражением религиозного протеста и данью старославянским обычаям сожжения умерших.

Вскрытие погребений разного времени позволило проследить эволюцию погребальных обрядов. Захоронения, датированные второй половиной XII в., представляли собой костяки, обернутые берестой. По славянскому обычаю, тело покойника обертывалось в луб, поэтому гроб вообще носил название «корсты». Обычай использовать вместо гроба кору существовал еще в XV в.

При раскопках Московского Кремля были обнаружены захоронения второй половины XII в. с остатками деревянных гробов — долбленых колод. Для захоронений первой половины XIII в. характерны погребения в дубовых гробах языческого типа, сделанных из колотых плах на шипах без гвоздей. Везде положение покойников одинаково: вытянутые на спине, головой на запад. Погребения в дубовых колодах были очень распространены на территории Руси. Колода представляет собой слегка отесанный массивный ствол дерева, распиленный поперек и выдолбленный внутри по контуру человеческого тела. В 1703 г. был издан указ Петра I, запрещающий в определенных местах рубку леса. И постепенно на смену дубовым колодам приходят гробы, сколоченные из досок.

Кладбища обычно располагались у соборов и церквей. Знатных горожан хоронили внутри церквей. Во времена массовых эпидемий и голода захоронение проходило в братских могилах без гробов. Такие могилы называли скудельницами.

Вера в бессмертие души человеческой была одним из главных устоев, поддерживающих духовную жизнь народной Руси. Говорили: «Человек родился на смерть, умирает на жизнь». Смерть — это путешествие в далекий неведомый край, потому и говорится: отойти к праотцам, в иной мир, а молитва, читаемая над умирающим, зовется отходной. Что посеет человек в своей земной жизни, то и пожнет, такое воздаяние и получит за «порогом смерти». (Сеешь живучи, жнешь — умираючи. Смерть — злым, а доброму — воскресение). Смерть представлялась в образе дряхлой старухи с косою в руках или даже скелета, отчего ее и называли курносою.

На смерть, как на солнце, во все глаза не взглянешь. Но сама смерть не страшна. Семи смертям не бывать, одной не миновать. А страшна смерть нечаянная. Не случайно одна из постоянных молитв — о том, чтобы «привел Бог помереть своей смертью». Умереть вдали от родных, не выразив последней воли, не покаявшись в грехах — вот что устрашало дух русского человека. Бойся жить, а умирать не бойся: дольше жить — больше грешить. Сколько ни живи, а умирать надо! Все там будем: кто раньше, кто — позднее! От смерти не бегай: все равно — не уйдешь! Избу крой, песни пой, а шесть досок паси. От жизни до смерти — один шаг! Жизнь — сказка, смерть — развязка, гроб — коляска, покойна — не тряска, садись да катись!

Не пересказать всех поговорок-присловий о том, что неизбежного конца нечего бояться, но и смерти искать незачем: Живой смерти не ищет. Как жить ни тошно, а умирать — того тошней. Горько жить — горько, а еще бы столько.

По понятиям русских, умирать среди семейства в полной памяти считалось благодатью небесной для человека. Наши предки верили, что если человек умирал быстро, то душа его попадала в рай, а если мучился перед смертью, значит грехи велики, и не миновать ему ада. Полагали, что умирать легче всего на полу, куда стелили солому, а позже — полотно. Стараясь помочь умирающему, открывали дверь, окно, печную трубу, дабы душе было легче отлететь.

Как только человек испускал дыхание, на окна ставили чашу со святой водой и миску с мукой или с кашей (вероятно, с кутьей). Это был некий остаток язычества, существовавший не только у русских, но и у татар. Мертвеца обмывали теплой водой, надевали сорочку и завертывали в белое покрывало, или саван, обували в сапоги или башмаки, а руки складывали крестообразно.

Когда наступала смерть, родственники покойного начинали громко причитать и плакать. Это было не только естественным проявлением горя, но и повсеместно распространенным обычаем. Еще у древних славян считалось, что умершие могут мстить живым, поэтому, чтобы задобрить их, старались Громко плакать или нанимали специальных плакальщиц. Наши предки считали, что если покойник будет оплакан («обвыт») надлежащим образом, то и душе его будет покойнее, и он не станет беспокоить живых в видениях и наяву.

Несмотря на то, что в своде законов XVI в. «Стоглаве» этот обычай был осужден, а в XVIII в. Петр I официально запретил «плакать на похоронах лиц царского дома; в крестьянской среде традиция дожила почти до наших дней, а на севере России встречается и сейчас.

Часто женщин хоронили в «венчальной» одежде или рубашке, которую они для этой цели хранили всю жизнь, но обычно «смертное» готовилось заранее. Достаточно широко был распространен саван (в Тульской, Тверской, Владимирской и др. губерниях). Рубашка, надеваемая «на смерть», не застегивалась ни на пуговицы, ни на застежки, ни на запонки, а завязывалась тесьмой или суровыми нитками. Одевать умершего во все новое не было обязательным правилом. В старину «смертную» одежду шили из белого холста, на руках, суровыми нитками, без узлов. Шили как бы «на живую нитку», намоточными стежками. Ткань разрывали, а не разрезали ножницами. Шили непременно иголкой от себя, верили, что иначе пострадает кто-нибудь из семьи. Этот обычай — шить на покойника «вперед иголкой» — жив до сих пор. Существовало множество примет, поговорок, связанных с покойником, который может забрать кого-нибудь из дома с собой: Коли ноги теплы у покойника, то зовет еще кого-то за собой. Покойник одним глазом глядит — себе спутника высматривает. Сор из дома при покойнике выметать — вскорости всех из дома вынести! До сих пор жив обычай не мести пол в доме, пока там покойник.