Раиса Галушко - Драматургия буржуазного телевидения

Положительному герою противопоставлен отрицательный — негодяй или просто бандит, воплощающий в себе Зло. Причем, если положительный непременно проходит через всю серию, то для фигуры негодяя это не обязательно: он может в каждом эпизоде появляться в новом облике. У отрицательного также свои постоянные приметы: он небрит, неряшлив, неопрятно одет, носит черную шляпу, курит сигары либо сигареты, хорошо стреляет.

Кроме обязательных черт каждый герой вестерна непременно имеет и свои особые «опознавательные знаки» — эквивалент индивидуализации образа. Например, герой серии «Карабинер» никогда не разлучается с винчестером (оружие, которого раньше не было у ковбоев на телеэкране). У Паладина («Есть ружье — странствуй») — другая особенность: он носит с собой визитные карточки. Под пулями Паладин декламирует Шекспира, наслаждается дорогой сигарой и советует телезрителям попробовать оленины, вымоченной в виски. За свои услуги меткого стрелка он всегда берет плату вперед, а недоразумения с правосудием предпочитает улаживать с помощью денег.

Схематизм вестерна наиболее ощутим именно в многосерийной телепродукции, поскольку она носит характер поточного производства.

Любопытно заметить, что были предприняты попытки — и небезуспешные — искусственной разработки сюжетов этого жанра с использованием электронно-вычислительной техники. Получив задание: двое мужчин, одинокая хижина, мешок с золотом и бутылка виски, компьютер Массачусетского технологического института перемешал ингредиенты и выдал несколько решений, которые мало чем отличались друг от друга и от тех сценариев, по которым постоянно снимаются фильмы для телевидения [4].

Каждому телезрителю известно, что какое бы физическое насилие ни грозило герою, оно не помешает ему вновь появиться в следующем эпизоде. Герой сталкивается с множеством злодеев либо их жертв. Последние обычно выглядят несчастными, их преследуют, они попадают в трудные ситуации, из которых не в состоянии найти выход. Спасение всегда приходит в образе главного героя. Другие действующие лица не могут, сами спасти себя, поскольку им надлежит быть спасенными героем.

Они — лишь повод для того, чтобы он сполна проявил свою силу и мужество. В результате, несмотря на многочисленные драки и перестрелки, в вестернах нет настоящего драматизма, нет столкновения чувств, характеров и стремлений. «Они, — сказал о вестернах известный американский теоретик театра и кино Д. — Г. Лоусон, — фактически лишены существа, лишены сердца, потому что человеческие страсти и стремления, показываемые в них, не подвергаются испытанию в ситуациях, при которых нравственные решения были бы возможны и необходимы» [5].

Все это не означает, однако, что жанр за время своего существования не претерпел никакой эволюции. Первоначально конфликт в вестерне основывался на борьбе человека со стихией, с окружающей природой. Позднее он переместился в русло борьбы героя с носителями беззакония. Типичной для драматургического построения вестерна становится ситуация, которую кратко можно назвать «ковбой против преступника». Последний обычно занимается кражей скота и коней, нападает на дилижансы и почтовые кареты, грабит банки и т. п. Вступая в поединок, герой вестерна каждый раз выходит победителем, знаменуя тем самым торжество справедливости.

Заметим, что для достижения своих целей он зачастую прибегает к методам, которые мало чем отличаются от действий его противника. Однако конечная цель оправдывает средства.

Как правило, справедливость в ковбойском мире — результат прямого действия, а не выработанной законности, хотя символизирующие последнюю персонажи и предстают на экране. С этой точки зрения характерно высказывание одного из героев киновестерна «Нашествие изгнанников» — шерифа, который в ответ на требования владельцев ранчо выдать им на расправу пойманного конокрада успокаивает толпу: «Проведем торжественную процедуру, а затем повесим его» [6].

Сам образ главного героя — ревнителя справедливости в вестерне постепенно несколько видоизменился. В первых телепроизведениях этого жанра герой, как правило, принимал образ скитальца, который вершит правосудие по собственной инициативе («Рой Роджерс», «Одинокий скиталец»), затем в его трактовке появляются новые оттенки.

С одной стороны, герой, вступающий в борьбу со злом по собственной инициативе, принимает уже облик не странствующего рыцаря, а благородного отца семейства, хозяина большого ранчо. Таков Бен Картрайт, отец трех взрослых сыновей («Бонанца»), таков и Джон Кэннон, владелец ранчо «Высокий кустарник» из одноименного вестерна. Подобные метаморфозы связаны с желанием создателей ковбойских серий приблизить персонажей к зрительской аудитории (а она ведь состоит из семей, ежевечерне собирающихся перед домашним экраном).

Новые персонажи, как и их предшественники, ведут неутомимую борьбу со злом на свой страх и риск. Главный герой собирает близких ему людей, всегда носящих при себе оружие, и они либо отбивают нападение бандитов и индейцев, либо сами устраивают погоню за преступником. При этом защита справедливости оказывается для них неотделимой от защиты своей собственности (скот, земля, ранчо) и своих интересов, на которые посягнули враги.

С другой стороны, в вестерне появляется герой — шериф (Мэтт Диллон в «Пороховом дымке», Вайэтт Эрп из одноименной серии). Роль шерифа обычно берет на себя какой-либо пришелец, у которого за плечами суровая школа жизни. Его мастерство стрелка ни у кого не вызывает сомнения (иначе ему просто нечего делать в качестве шерифа), излюбленным оружием был и остается кольт. Как и у странствующего ковбоя, у него нет своей собственности, которую нужно было бы защищать, но действует он уже не просто по личной инициативе, а в силу обязанности.

Этот герой символизирует торжество закона, стало быть, и справедливости (хотя ему часто приходится расправляться с преступником далеко не законным образом). Вот почему на экране шериф редко погибает. Самое большее, что допускает жанр, — это упоминание о предыдущем шерифе, который пал от руки преступника.

Эволюция образа главного героя вестерна заключается преимущественно в отходе от стандартного набора внешних примет, точнее, в смене стандартов, но схематизм и идеализация как принципы изображения остаются, пусть они и скрыты за внешней достоверностью аксессуаров. Несомненно, в обрисовке персонажей вестерна теперь нередко можно встретить реалистические черты, однако их постоянная повторяемость в каждом новом герое в конечном итоге нейтрализует те ростки художественности, которые при других обстоятельствах могли бы дать благодатные всходы, и приводит к формированию новых стереотипов вместо прежних.