Раиса Галушко - Драматургия буржуазного телевидения

Сюжетная канва едва ли не каждого из 26 эпизодов вестерна хорошо знакома зрителям по другим сериям: появление в городе банды преступников и ограбление банка, строительство первой железной дороги, столкновения с индейцами и т. п. Эта серия и ей подобные не отличаются от американских не только сюжетно, но и по стилю, хотя качество исполнения в них ниже: ведь это лишь копии с американских оригиналов.

Что касается японского вестерна, то здесь дело обстоит несколько иначе. Заимствовав у американских серий принципы изображения героев и основные сюжетные схемы вестерна, японское телевидение воссоздало их в новом, национальном материале. Действие японских серий, как правило, происходит в прошлом столетии, а место шерифа или ковбоя занимает в них фигура странствующего самурая — «стража полей», который восстанавливает справедливость с помощью меча и кулака, наказывая злодея и вступаясь за невиновного. Таковы в японских сериях 70-х годов Тайхем, герой вестерна «Спаситель Тайхем», Камбей («По следам Камбея»), Укон («Побег из Эдо») и многие другие. В японских вестернах может действовать и несколько героев, как, например, «стражи пустыни» (одноименная серия) или группа профессионалов, выполняющих особые поручения, такие, как кража принцессы из замка феодала или поимка главаря шайки мошенников (серия «Бесстрашные волки»).

Однако независимо от того, действуют ли герои индивидуально или сообща, неизменным остается главное: в борьбе со злом они всегда побеждают. Зло выступает в самых разных обличьях: жестокость и алчность феодалов, разбой, от которого страдает мирное население, мошенническая торговля, вымогательство, кровная месть. В японских вестернах зло носит более отчетливо выраженный социальный оттенок, чем в американских, а тем более западногерманских лентах. Скажем, «стражи пустыни» спасают жителей голодающей деревни, которых терроризирует банда грабителей, возвращают домой молодых женщин, угнанных разбойниками, приходят на помощь беззащитным людям, у которых мошенники, прибегнув к подкупу и обману, отбирают серебряные копи. Камбей, герой другого японского вестерна, наказывает жестокого самурая, безнаказанно убившего двадцать горожан, защищает красивую девушку от посягательств местного губернатора и т. п. Главный персонаж серии «Побег из Эдо» ставит своей целью избавить город от грабителей и в каждом эпизоде одерживает победу над кем-либо из них. Не случайно роль спасителя в японских вестернах принадлежит именно самураю, то есть представителю определенной касты, почтение к которой прививалось народу на протяжении многих веков. Японский вестерн — это гимн самурайской доблести и отваге, утверждение превосходства самурайской элиты «ад облагодетельствованными ею простолюдинами.

Не менее существенно, что странствующий самурай, подобно шерифу или ковбою, живет, никому не повинуясь, и вершит правосудие по своему усмотрению.

В условиях все большего и большего подавления личности социальной и экономической системой капитализма для человека в буржуазном мире зачастую привлекательным становится даже насквозь иллюзорное приобщение к той не ограниченной никакими внешними рамками свободе, какую демонстрируют ему герои вестерна. Сопереживание этим героям — род психологической компенсации за то, что оказывается невозможным и недостижимым в реальности. В нарочито огрубленной форме американский социолог Филипп Рифф так отозвался о компенсаторной функции вестерна: «Давно ли вам удавалось пустить в ход кулаки? Или обозвать неприличным словом своего босса? А вот герои вестернов делают это ежедневно, и мы им, конечно, завидуем» [11].

Вестерн — это своего рода сказка для взрослых, призванная скрасить их тягостные будни возможностью сопереживать непобедимым героям и психологически отождествлять себя с «сильной личностью», карающей зло. Все это дает иллюзорное удовлетворение стремлениям, которые не могут быть удовлетворены в повседневной жизни человека буржуазного общества.

Патриархальный быт и уклад жизни первых поселенцев Дикого Запада, их борьба со стихией и преступностью уводят зрителя от окружающей действительности в мир экзотической природы, погонь, перестрелок, драк и красивых чувств. Причем — подчеркнем еще раз — сам по себе этот мир вряд ли смог бы увлечь и удержать многомиллионную аудиторию, если бы не апелляция к подлинным и непреходящим моральным ценностям, которые в вестерне как одном из основных жанров массовой серийной телепродукции перетолковываются обычно на свой, буржуазно-апологетический лад.

Наряду с вестерном детектив — необходимая составная часть программ буржуазного телевидения. Подобно вестерну, он в высокой степени обладает качеством занимательности, как нельзя более необходимым для привлечения массовой аудитории.

По определению искусствоведа Я. Маркулан, «детектив — жанр, в котором сыщик, пользуясь профессиональным опытом или особым даром наблюдательности, расследует, а тем самым аналитически реконструирует обстоятельства преступления, опознает преступника и во имя определенных идей осуществляет победу над злом» [1]. Преступление, окутанное тайной, связанная с ним интрига, поиск преступника — все это вызывает у читателя и зрителя напряженный интерес, своего рода «эффект присутствия».

Особенно ощутима эта эмоциональная атмосфера жанра в зрелищных видах искусства, обладающих целым арсеналом специфических средств для усиления наглядности изображаемого. К тому же детектив, как правило, использует сугубо драматические ситуации, в большинстве случаев насыщен диалогами и динамическим действием, что способствовало быстрому выходу его за рамки литературы и утверждению в сфере экранного искусства.

Как литературный жанр детектив формируется в первой половине XIX века. Его начальные шаги связаны с именами Бальзака, Диккенса, По, Конан Дойла, Коллинза [2]. Однако с течением времени детектив все больше и больше отдаляется от «высокой» литературы и в основной массе произведений превращается в «занимательное чтиво» и в источник дохода для тех, кто поставляет эту продукцию на книжный рынок. Коммерция же в свою очередь достаточно тесно соприкасается с идеологией.

«Вся история детектива, — писал С. Эйзенштейн, — и идет вокруг борьбы за собственность. В этом плане видоизменения детективного материала очень интересны. Например, начало XIX века, совпадающее с развитием, ростом буржуазии, героем выдвигает кого? Авантюриста, преступника — графа Монте-Кристо, Рокамболя, то есть тех героев, которые связаны с известным романтическим протестом и поэтому благородны. Затем, с середины или со второй половины XIX века кто становится героем? Сыщик, охраняющий имущество и вылавливающий бандитов, которые смеют посягать на собственность. Здесь изменен на протяжении XIX века центр тяжести, и это очень интересно. Так или иначе, детективная литература не только по содержанию собственническая, но и по своим литературным задачам она — средство максимального выколачивания денег, то есть жажды большого тиража. Отбор средств в детективе идет под знаком франка и доллара. Наиболее эффективный роман будет иметь наибольший тираж, будет приносить наибольшую прибыль. Так что под этим денежным нажимом и происходит абсолютная очистка приемов» [3].