Юлия Андреева - Откуда приходят герои любимых книг. Литературное зазеркалье. Живые судьбы в книжном отражении

Есть версия, что на самом деле Пушкин писал Онегина с себя, а Татьяну — с Елизаветы, в которую был влюблен.

Впрочем, не исключено, что дело обстояло так: Пушкин задумывал и писал «Евгения Онегина» в течение определенного времени, при этом он общался с разными дамами, к кому-то приезжал в гости, кому-то писал письма, делая намеки на то, что собирается посвятить последней то или иное произведение, написать с нее главный женский персонаж… А дальше можно не называть даже имени героини, дамы легко поддаются на подобную лесть и рады считать себя музой великого поэта.

Прототипом Ленского мог выступить Вильгельм Кюхельбекер.

Геттингенская душа — как известно, в немецком городе Геттингене находился университет, в котором учились многие передовые русские люди того времени — лицейский учитель Пушкина А.П. Куницын, приятель Пушкина П.П. Каверин, декабрист Н.И. Тургенев. То есть там взращивали вольнодумцев. Иными словами, упоминая, что у Ленского геттингенская душа, автор дает понять, что Ленский сходен с образом идеального выпускника данного учебного заведения.

Ленский приезжает из Германии, эстонец Вильгельм Карлович Кюхельбекер родился 10 (21) июня 1797 г. в Петербурге, в семье российских немцев-дворян. «Я по отцу и по матери точно немец, но не по языку; — до шести лет я не знал ни слова по-немецки, природный мой язык — русский…», — свидетельствовал Кюхельбекер.

В 1848 г. (16 февраля) Плетнев писал Я. Гроту: «В понедельник мы все трое были у Балабиных. Я прочел там 2-ю главу Онегина. Это подало мне повод рассказать, как мастерски в Ленском обрисовал Пушкин лицейского приятеля своего Кюхельбекера. Когда я рассказал о последнем несколько характеристических анекдотов, Варвара Осиповна сожалела, что я не составляю записок моей жизни». Плетнев был приятелем Пушкина и Кюхельбекера, и к его категорическому показанию, сделанному без всяких оговорок, следует отнестись внимательно. «Я уже имел случай указать на то, что в черновой первоначальной обрисовке Ленского есть черты Кюхельбекера, что в „стихи Ленского“ перед дуэлью вошла пародия на некоторые строки из послания Кюхельбекера по поводу „Кавказского пленника“.

На основе новых материалов утверждение Плетнева представляется гораздо шире и глубже.

В Ленском, „Поэте“ по пушкинскому плану-оглавлению „Онегина“, была воплощена трактовка поэта, которую проповедовал Кюхельбекер, — высокого поэта; выяснено отношение к ней; сюда вошли некоторые реальные черты Кюхельбекера и, наконец, — реальные отношения Пушкина и Кюхельбекера, особенно ясно и остро во время писания 2-й главы поставившие вопрос о дружбе, помогли развитию сюжета „свободного романа“, еще неясного для самого Пушкина» [30] Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. М.: Наука, 1969. . Кюхельбекер также главный герой романа Ю. Тынянова «Кюхля».

Под автором-рассказчиком в романе «Евгений Онегин» разумеется — сам А.С. Пушкин.

Александр Сергеевич планировал создать роман-эпопею, в которую войдут многие известные люди до восстания декабристов, поэтому неудивительно, что в тексте упоминаются известный петербургский ресторан Talon, парижский ресторатор Бери, Петр Павлович Каверин (1794–1855) — член Союза благоденствия, приятель А.С. Пушкина. Есть там и актер Озеров, и актриса Семенова, балетный танцор и балетмейстер Дидло, балерина Истомина, Федор Толстой, Зизи — Евпраксия Вульф, барышня из семьи Осиповых, жившая в Тригорском, по соседству с Михайловским, Альбан (Альбани) — итальянский художник XVII в., ценившийся за изящество и тщательную отделку своих картин, и ружейный мастер Лепаж.

В недописанной 10-й главе в строке «У беспокойного Никиты» имеется в виду декабрист Н.М. Муравьев (1796–1843), активный представитель Северного общества декабристов, которого сослали на каторгу в Сибирь, где он и умер. «Осторожный Илья» — И.А. Долгоруков (1797–1848), член Союза Благоденствия. В дальнейшем устранился от участия в тайных обществах, не удивительно, потому и «осторожного», не понес никакого наказания.

«Друг Марса, Вакха и Венеры, / Тут Лунин дерзко предлагал / Свои решительные меры» — М.С. Лунин (1787–1845) настаивал на необходимости убить Александра I. Умер в каторжной тюрьме в Сибири.

Документальна и строка «Читал свои ноэли Пушкин». Декабрист И.Н. Горсткин вспоминал: «…Я был раза два-три у князя Ильи Долгорукова… у него Пушкин читывал свои стихи, все восхищались остротой…» [31] Литературное наследство. Т. 58. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1952. С. 159. .

«Меланхолический Якушкин, / Казалось, молча обнажал / Цареубийственный кинжал» — И.Д. Якушкин (1793–1857) собирался лично убить царя, был сослан на каторгу в Сибирь.

«Хромой Тургенев им внимал» — имеется в виду Н.И. Тургенев (1789–1871), который являлся горячим поборником уничтожения крепостного права.

А вот еще один таинственный женский персонаж, мелькнувший в черновых записях:

Под маской Нины Воронской прячется замечательная красавица пушкинских времен графиня Елена Михайловна Завадовская (урожд. Влодек; 2 декабря 1807 — 22 марта 1874), дочь генерала от кавалерии Михаила Федоровича Влодека (1780–1849) и фрейлины графини Александры Дмитриевны Толстой (1788–1847).

В 17 лет Елена вышла за обер-прокурора Сената графа Василия Петровича Завадовского (1798–1855). По поводу их брака Вяземский писал: «Один из северных цветков, и прекраснейший, вчера был сорван Завадовским» [32] Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 3, ч. 1. СПб., 1899. С. 90. .

По воспоминаниям М.Ф. Каменской, графиня Завадовская «убивала всех своей царственной, холодной красотой» и «представляла собой роскошную фигуру Юноны». Об ее исключительной красоте не переставали твердить воспоминания и письма той эпохи. Согласно словам Долли Фикельмон, «мадам Завадовская полностью оправдывает репутацию красавицы. Высокая, статная, с великолепными правильными чертами, ослепительным цветом лица… У нее ровный характер, она не столь переменчива, как остальные».

Завадовской Пушкин посвятил стихотворение «Красавица», а также навсегда запечатлел ее в образе Нине Воронской. Кстати, доказательство того, что Завадовская и Воронская — одно лицо, подробно осуществлено в очерке В. Вересаева «Княгиня Нина Воронская».