Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

xahaigi — брат или сестра. Может также обозначать любого индейца, сверстника говорящего, а иногда любого индейца пираха вообще, если он противопоставляется чужому, например, «что брат мой ( xahaigi ) сказал бразильцу?»;

hoagi или hoisai — сын. Hoagi — это глагол «приходить», a hoisai означает «пришедший»;

kai — дочь;

Наконец, есть понятие piihi , которое может означать разные вещи: сирота, приемный сын, любимый ребенок.

Вот и все. Хотя некоторые антропологи, не владеющие языком пираха, предлагали и другие термины, все известные мне гипотезы такого рода — это результат неправильного истолкования сочетаний слов. Самая распространенная подобная ошибка — рассматривать перечисленные существительные в паре с притяжательным местоимением как отдельные обозначения родства. Например, один ученый предположил, что сочетание ti xahaigi означает ‘дядя’, хотя на самом деле это просто ‘мой брат / моя сестра’.

Антропологи давно пришли к выводу, что чем сложнее система родства, тем выше вероятность, что усложнятся и запреты на родственные браки, правила, кто с кем может жить и так далее. Однако и обратное с необходимостью верно: чем меньше терминов родства, тем меньше в социуме ограничений на родственный брак. В социуме пираха это дало интересный казус: так как в их языке нет слова «кузен», то, логичным образом, нет и запрета на брак между двоюродным братом и сестрой. И я даже видел браки между единокровными братом и сестрой (у которых только один общий родитель) — возможно, потому, что слово xahaigi не имеет четкого значения.

Таким образом, всеобщее человеческое табу на кровосмешение у пираха затрагивает только небольшое число возможных связей: во-первых, родных брата и сестры, во-вторых, родителей или дедушек с детьми.

Однако в системе родства у пираха кроется ряд незаметных деталей. Так, некоторые из названных слов имеют более широкое значение (я уже упоминал, что baixi может означать и родство, и уважение). Понятие xahaigi тоже интересно. Оно, похоже, также не ограничивается родством, а, скорее, выражает культурную ценность единения, соплеменничества. Поскольку это слово не изменяется по роду и числу, оно может обозначать мужчину, женщину, группу мужчин или женщин, группу людей обоего пола. И хотя индейцы пираха живут в основном маленькими семьями, только родители с детьми, в них очень сильны чувства общности с родными и соседями и ответственности за их благополучие. Xahaigi — соплеменник — обозначает и подкрепляет эту общность.

Это чувство единения, семейственности, братства и есть важнейшая часть значения xahaigi. У всех трех сотен ныне живущих индейцев пираха оно выражено очень сильно. И пусть их разделяют многие километры пути по реке, каждый индеец в каждом селении следит за новостями из других селений и из жизни отдельных соплеменников. Удивительно, как быстро эти новости распространяются на всем протяжении реки Майей, длина которой более 400 километров.

Ключевой аспект понятия xahaigi — то, что каждый член племени пираха не равнодушен ко всем остальным. Пираха всегда встанут на сторону соплеменников в споре с чужаком, даже если знакомы с тем долгие годы. И чужак — даже я — не смеет и надеяться, чтобы все в племени называли его xahaigi (меня сейчас так называют лишь некоторые ближайшие мои друзья, но не все, не говоря уже об остальных).

Еще один пример соплеменничества- xahaigi — в обращении с детьми и стариками. Отец семейства может покормить чужого ребенка и позаботиться о нем по крайней мере некоторое время, если тот остался без присмотра даже всего на день. А однажды в джунглях потерялся один старик. Все селение искало его три дня, почти не прерываясь на еду и сон. Индейцы были очень растроганы, когда наконец нашли его: он не пострадал, но очень устал и был голоден, а в руках держал заостренную жердь, чтобы отгонять диких зверей. Соплеменники обнимали его, улыбались, называли его baixi , а придя в деревню, хорошенько накормили сообща. Это также много говорит об их чувстве общности друг с другом.

Все индейцы пираха производят впечатление близких друзей — не важно, из одного они селения или нет. Судя по их рассказам, они очень хорошо знают всех членов племени. Я думаю, что это может быть связано с физической близостью. Поскольку развод не считается предосудительным и случается часто, танцы и пение могут сопровождаться сексуальной близостью, а молодежь занимается сексуальными экспериментами сразу по достижении половой зрелости или даже раньше, разумно предположить, что за свою жизнь многие индейцы успевают переспать с большей частью всего племени. Уже одно это означает, что их общественные отношения будут несравненно теснее, чем в более крупных социумах (общество, в котором все со всеми спали, становится крепче?). Представьте себе, что вы успели переспать с немалым процентом жителей вашего района, и никто не считает, что это хорошо или плохо, а просто так бывает: как если бы вы за всю жизнь попробовали много разных блюд.

Моя семья ежедневно сталкивалась с разительным отличием в представлениях о семье у индейцев и у нас. Однажды утром я заметил, как один малыш нетвердыми шагами устремился к костру. Когда он подошел совсем близко, его мать, сидевшая в полуметре от него, прикрикнула, но не сдвинулась с места, чтобы оттащить ребенка от огня. Он споткнулся и упал прямо на раскаленные угли, обжег ногу и зад и завопил от боли. Мать вытащила его из костра за руку и отругала.

Наблюдая за этим, я задумался: почему эта мать, которая, как мне известно, всегда добра к своим детям, ругает маленького сына за то, что он поранился, если сама, насколько я знал, не предупреждала его, что горячий уголь жжется? Эти мысли навели меня на более общие вопросы: как индейцы пираха воспринимают детство и как воспитывают детей?

Я стал размышлять и вспомнил, что пираха не сюсюкают с детьми. В их обществе дети — это просто люди, и их следует уважать не меньше, чем взрослых. С ними не надо возиться, их не надо оберегать. С ними обращаются честно, делают послабления, пока они маленькие и слабые, но в основном их не считают качественно иными, чем взрослые. Поэтому у индейцев случаются сцены, которые человеку западной культуры могут показаться непонятными, даже жестокими. Поскольку я теперь скорее разделяю многие представления индейцев пираха о воспитании, я даже часто не замечаю поведение, которое могло бы шокировать чужих.

Например, я помню, как удивился такому обращению с детьми у пираха один мой коллега. В 1990 г. со мной в селении работал Питер Гордон, психолог из Университета Коламбия. Мы расспрашивали одного индейца о мире духов. Наши беседы мы записывали на видеокамеру. В тот вечер мы пересматривали записи и увидели, что на полу хижины за спиной нашего собеседника сидел малыш лет двух. Мальчик играл острым кухонным ножом длиной в ладонь. Он вертел ножом туда-сюда, так что лезвие часто оказывалось в опасной близости от глаз, рук и других частей тела, которые не стоит отрезать или прокалывать. Но наше внимание особенно привлекло то, что, когда ребенок бросил нож, его мать, которая все это время говорила с кем-то еще, обернулась, не прерывая беседу, и подала ребенку нож обратно. Никто ему не говорил: «Смотри, не поранься», — а он и не поранился. Но я видел, что другие индейские дети могли сильно порезаться, играя с ножом, и нам с Керен много раз приходилось обрабатывать порезы, чтобы они не нагноились.