Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

Было градусов двадцать, но уже влажно, хотя до полуденной жары под сорок еще далеко. Я протер глаза и повернулся к Кохои, который больше всех обучал меня языку. «Что случилось?» — спросил я его. Он стоял справа от меня; его сильное, худощавое, коричневое от загара тело все напряглось, и он не сводил глаз с того берега.

— Ты что, не видишь? — спросил он недовольным тоном. — Игагаи, из тех, что живут за облаками, стоит на том берегу и кричит, что убьет нас, если мы только ступим в джунгли.

— Где он? — спросил я. — Я не вижу.

— Да вот же! — рявкнул Кохои, всё так же уставившись на тот берег, где вроде бы никого не было.

— За деревьями на том берегу?

— Нет, прямо у реки. Открой глаза! — ответил он раздраженно.

Живя с пираха в джунглях, я часто не замечал животных, которых они видели без труда. Мои непривычные к лесу глаза просто не умели смотреть так же, как глаза индейца.

Но сейчас творилось что-то другое. Даже я мог с уверенностью сказать, что на белом песчаном берегу, меньше чем в ста метрах от нас, не было ни души. И хотя я был в этом совершенно уверен, пираха были не меньше моего уверены, что там кто-то есть. Может быть, я все пропустил, он уже исчез? Нет, уверяли меня пираха, Игагаи не ушел.

Все продолжали смотреть в ту сторону. Тут я услышал голос своей дочери Кристин:

— Папа, на что они смотрят?

— Я не знаю. Ничего не вижу.

Крис встала на цыпочки и тоже посмотрела на тот берег. Потом на меня. Потом на индейцев. Она тоже ничего не понимала.

Мы оставили индейцев и пошли назад в хижину. Что это было? Вот уже более двадцати лет прошло с того дня, а я все пытаюсь понять, что же это значит, если две культуры — европейская и пираха — так непохоже видят мир. Я так и не смог убедить пираха, что на берегу никого не было. Но и они не могли убедить меня, что там кто-то был, тем более злой дух.

Я ученый, и объективность — одна из важнейших ценностей для меня. Раньше я думал, что если как следует постараться, то можно увидеть мир глазами других и тем самым научиться больше уважать взгляды друг друга. Но, живя среди пираха, я осознал: наши ожидания, культурный багаж и жизненный опыт порой так разнятся, что картина общей для всех действительности становится непереводима на язык другой культуры.

Уходя из моей хижины к себе спать, индейцы пираха прощаются со мной по-разному. Иногда они просто говорят: «Ну, я пошел». Но часто они произносят другую фразу, которая сначала казалась мне странной, но со временем стала одной из самых любимых. Они говорят: «Не спи — кругом змеи». Так говорится по двум причинам. Во-первых, пираха считают, что если спать меньше, можно «закалиться», а это у них ценится. Во-вторых, они знают, что в джунглях опасности подстерегают на каждом шагу, а крепкий сон лишает человека защиты от многочисленных хищников, что бродят вокруг селения. Поэтому пираха смеются и болтают до глубокой ночи; сразу помногу они не спят. Мне редко приходилось слышать, что в селении все затихло, или видеть, что кто-то спит несколько часов подряд.

За эти годы я научился у пираха многому, но это, наверное, самый ценный урок. Да, жизнь тяжела и полна опасностей. И иногда нам из-за них не до сна. Но научитесь радоваться и этому. Жизнь продолжается.

Я отправился к пираха, когда мне было двадцать шесть. Сейчас я уже в том возрасте, когда не стыдно воспользоваться скидкой для пенсионеров. Я отдал индейцам свою молодость. Много раз переболел малярией. Пираха, да и не только они, не раз угрожали убить меня. Нет числа всем тем ящикам, мешкам и бочкам, что я перетаскал за эти годы по джунглям на собственной спине. Но все мои внуки знают племя пираха. Мои дети стали теми, кем стали, во многом благодаря пираха. А кое-кто из тех стариков-индейцев (да, мы все стареем), которые когда-то угрожали меня убить, — как я сейчас понимаю, самые близкие мои друзья, готовые жизнь отдать ради меня.

Моя книга — о тех уроках, что я вынес за тридцать лет изучения пираха и жизни в их племени. Все эти годы я отчаянно пытался понять, как они видят и понимают мир, как они о нем говорят, и сообщить об этом моим коллегам-ученым. Этот путь привел меня в места небывалой красоты, пусть подчас и заводил туда, куда мне совсем не хотелось. Но я рад, что прошел его до конца: он дал мне бесценное знание о самой сути жизни, языка и разума, которое невозможно обрести иначе.

Пираха показали мне, что можно с достоинством и подлинной радостью встречать жизнь и смерть лицом к лицу, не уповая на небеса и не страшась преисподней, что можно с улыбкой идти навстречу великой бездне. Этому я научился от них, и за это я буду им благодарен всю свою жизнь.

Утро 10 декабря 1977 г. выдалось ясным, как обычно в Бразилии. Мы сидели в шестиместном самолетике, нанятом нашей миссионерской службой — Летним институтом лингвистики (ЛИЛ), — и ждали вылета. Пилот Дуэйн Нил проводил предполетный осмотр. Он обошел вокруг самолета и проверил, равномерно ли распределен груз; поискал следы повреждений на фюзеляже; набрал из бака небольшой флакон топлива, чтобы понять, не попала ли в бак вода; убедился, что пропеллер крутится гладко. Сейчас эта процедура для меня так же естественна, как почистить утром зубы, но в тот раз я видел ее впервые.

Пока мы готовились к взлету, я все думал о пираха — племени, в котором мне предстояло жить. Что я буду делать? Как нужно держаться? Интересно, как они меня встретят и как я поведу себя при знакомстве? Меня ждала встреча с людьми, которые во многом непохожи на меня — причем к одним различиям можно подготовиться заранее, а к другим — нет.

На самом деле я летел к ним не только ради знакомства. Я был миссионером. Мое жалованье и дорожные расходы оплачивали американские протестантские церкви, а моя задача была «изменить души пираха» и убедить их поклоняться тому богу, в которого я верил, и принять мораль и культуру, связанные с верой в христианского бога. И хотя я еще не был знаком с пираха, я был уверен, что я в силах и должен их изменить. В этом вся суть миссионерского труда.

Дуэйн уселся в пилотское кресло, и мы все склонили головы, присоединяясь к его молитве о легкой дороге. Затем он крикнул в открытое окно кабины: Livre! («От винта!» на португальском) — и запустил мотор. Пока двигатель прогревался, Дуэйн провел переговоры с диспетчером Порту-Велью, и мы выехали на рулежную дорожку. Порту-Велью, столица бразильского штата Рондония, станет отправной точкой всех моих последующих экспедиций к пираха. Добравшись до конца неасфальтированной взлетной полосы, мы развернулись, и Дуэйн включил мотор на полную мощность. Мы набрали скорость, и ржаво-красный «каскалью» ( cascalho ) — гравий — взлетной полосы слился в сплошную рябь и вскоре совсем ушел из-под ног.