Клод Сеньоль - Сказания о Дьяволе согласно народным верованиям. Свидетельства, собранные Клодом Сеньолем

С меня была снята порча, я прекратила выть по-собачьи, и болезнь, которая мучила меня, перешла к ведьме.

Кроме того, перед тем, как покинуть меня, колдун оставил мне маленький мешочек с разными травами, собранными утром Иванова дня, травами, высушенными и смешанными и определенных пропорциях: в эту смесь входили зверобой, казацкий можжевельник, фенхель. Этот мешочек я всегда ношу на теле, и он охраняет меня от сглаза.

Один шестилетний ребенок очень любил фрукты и принял от соседки, известной ведьмы, половинку яблока. У него появились внутренние боли, нервный испуг, отвращение к любой пище. Он только и мог, что пить немного молока по утрам, и хирел. Его мать отвела его к пастуху из Авуана (департамент Нор), хорошо известного в той местности.

Он начал с того, что заявил, что ребенка привели к нему слишком поздно, что ему осталось жить только три дня; затем он внял мольбам матери и показал ей (как — не рассказывают) женщину, которая дала ему половину яблока. Он добавил, что отвращение к еде, которое испытывал ребенок, прошло и что, вернувшись домой, он попросит супа, что действительно и случилось.

На следующий день пастух пришел в дом и обвязал ленточками все члены и грудь ребенка, которого через несколько дней вырвало половинкой яблока (она оставалась в желудке в течение шести месяцев) и ребенок быстро поправился.

Но тогда порча перекинулась на ведьму и жестоко мучила ее. «Каждую ночь (говорит герой этой истории, старый солдат Империи, 1788 года рождения) она приходила под мои окна просить прощения; моя мать брызгала в нее несколькими каплями святой воды. И это отбрасывало ее одним махом на другую сторону улицы. В то же самое время в нашей комнате горел яркий свет и раздавался адский грохот, все было перевернуто, мебель опрокинута, нам казалось, что большая ветка боярышника метет пол в доме во все стороны, два белых кролика сидели с каждой стороны камина, а назавтра не было и следов вчерашнего; мой отец, который спал в той же комнате, ничего не заметил».

Колдунья избавилась от своего несчастья, передав его другому; что же касается пастуха, он не мог требовать вознаграждения и вынужден был довольствоваться тем, что ему дали, при условии раздать половину бедным.

Этот пастух вылечил также одну девушку, вызвав у нее рвоту. У нее в горле была жаба, с тех пор как она отказалась танцевать с солдатом, направлявшимся в Бовуа.

Сначала нужно обзавестись большим горшком. — Главным образом, не разбей его, не будь чудаком. — Смотри, чтоб его не использовали до сего дня, — Потому что все бесполезно, если он почернел от огня. — Потом ты должен гвозди и иглы достать. — И у папоротника тринадцать листьев сорвать. — Затем большое сердце быка начини этим всем. — Ты выкачать должен всю кровь из него перед тем. — Свари это все без воды и без жижи другой. — Потому что нельзя, чтоб предмет этот стал сырой. — Однако постой, ведь ты не все еще знаешь; — В перине твоей, на которой ты отдыхаешь, — Много всего в ней, чтобы тебя умертвить. — Надо ее распороть и как следует распотрошить — И все, что не перья, ко мне ложи вот сюдыть. — Берегись, ничего не трогай правой рукой. — И в оба смотри, чтоб никто не следил за тобой. — Это не все, не забудь еще об одном: — Возвращаясь, нужно, пятясь, войти в свой дом .

Перигорские колдуны иногда снимают проклятье с помощью множественных крестных знамений, чтения «Отче наш» и «Богородицы». Они используют также вычурные, непонятные формулы или некоторые слова с латинским звучанием. Они настойчиво рекомендуют прибегать к помощи христианских обрядов, четок, месс, служб. Но вот это-то и есть настоящее проклятье, судите сами.

Паломники, отправившиеся в Сарлад, становятся на колени на плитах собора; не обращая внимания на посторонних, они целиком читают молитву, перебирая четки, перед каждым ликом святого из многочисленных боковых приделов, каждый раз скрупулезно целуя десятижды плиты собора. Они часами повторяют одни и те же молитвы ангелам и «Отче наш». Одной старой семейной паре из Рампье колдун посоветовал сто двадцать раз прочитать молитву с четками, около 6 тысяч раз «Отче наш» и 60 тысяч раз «Славься». Вся зима ушла на то, чтобы справиться со всем этим словесным винегретом. И поскольку все должно было быть выполнено точно — отклонения в таком деле не допускаются, — по истечении каждого цикла из пяти дюжин молитв на печном навесе делалась зарубка. Никто не мог освободить их от этой повинности.

Крестьянин, который, по возвращении из хижины колдуна, должен оплатить мессы, кладет деньги, предназначенные для этого, снаружи дома; когда денежная жертва будет принесена, больной поправится. Чтобы получить право вписать эти мессы в приходской журнал, он идет на хитрости; он утверждает, что исполняет заупокойную службу, предусмотренную условиями завещания. Он смешит друзей, которые чувствуют себя втянутыми в какую-то сомнительную историю, он рассказывает о колдовских ухищрениях соседа. Что до него самого, ни за что на свете он не хотел бы иметь дела с людьми, от которых пахнет ересью. Он знает, что если он выдаст свой план, он наткнется на отказ кюре, и что у него не будет другого средства избавиться от денег, предназначенных на божественные нужды, как только подбросить их в сад кюре, как это делают в Даглане, в Дордони.

В горах Бурбонне верили, что козел защищает стойла от сглаза. В Эскюролле некогда женщины подвешивали все возможные медальоны на латунный пояс, который они носили между платьем и нижней юбкой. Мужчины делали то же самое с шерстяным поясом. Считалось, что эти пояса, увешанные таким образом, могут снимать порчу.

Чтобы уберечь себя от проклятий, насылаемых в ночь с 30 апреля на 1 мая, искали средство защиты. Чтобы отпугнуть злых духов, довольно долгое время в Бурбонне всю ночь жгли костры, кроме того, люди издавали крики, стреляли из ружей и, главное, вертели колеса на запряженных быками телегах. Ось поднимали с одной стороны с помощью опоры, так чтобы колесо, не касаясь земли, могло свободно крутиться. Рядом закрепляли палку, которая, цепляясь за спицы колеса, производила оглушительный шум.

Первым делом перестали жечь костры; люди довольствовались тем, чтоб вертеть колеса, затем понемногу стали уставать от необходимости проводить всю ночь за этим упражнением. В конце XIX века их крутили только час, после ужина, по-прежнему стреляя при этом из ружей. Сегодня колеса больше не крутят; то здесь, то там, какой-нибудь старик еще делает несколько ружейных выстрелов и обходит кругом здания и навозную кучу, кропя вокруг себя святой водой.