Мурад Аджи - Великая степь. Приношение тюрка (сборник)

Джентльмены, став герцогами и королями, любили сидеть на полу, поджав ноги. В хрониках того времени уцелела запись, что Людовик Святой, французский король, именно так принимал гостей.

Полы его замка были устланы коврами, по углам высились горы подушек. В спальнях короля к вечеру разбивали шатры (эспервьеры) и ставили в них кровати. Сам он ходил по дому без обуви, в расшитом кафтане (сапане). В его дворце были и кунацкие комнаты, и женская половина. Рядом с очагом стояла фигурка покровителя дома…

Точно такие фигурки делали на Алтае, и тоже из войлока.

Пиры джентльменов не отличались от тех, что были во дворце Аттилы: все то же самое – конина, кумыс и айран, тот же трон, те же шуты, те же восточные кушанья, те же песни и представления… Правда, в залах дворца появилась конная прислуга, что было новшеством. Блюда подъезжали прямо к столу, вызывая восторги гостей. Традиции народа!.. А они не меняются.

Скажем, обряд похорон джентльменов был как и у кипчаков: вместе с усопшим уходил его конь. Тела их бальзамировали по алтайским правилам. Так провожали еще в 1376 году английского короля Эдуарда III, в 1391 году – графа Гастона де Фуа и других важных сеньоров… Как настоящие кипчаки, они ушли на тот свет!

Потом Церковь запретила хоронить с конем. И уже никогда больше не отсыпали курганы в Западной Европе. Они исчезли.

До XV века европейские кипчаки придерживались своего древнего обряда. Ему следовали даже в мелочах. После похорон справляли тризну, в горе резали лицо, рвали на себе волосы… Все оставалось у них как при Аттиле и все попало под запрет.

Джентльмены считали позором несдержанное слово и оговор дамы. За это били кулаками, били до тех пор, пока шлем не упадет с головы виновного. У них было кулачное право, которое помогало решать многое.

Но друг другу они помогали безоговорочно. И не дай Бог, что-то продать или дать в долг. Того даже не били. С опозорившего себя срывали шлем и бросали на землю. Это означало потерю чести. Человек переставал быть джентльменом, у него отбирали коня. После чего оставалось либо покончить с собой, либо стать батраком.

Еще не был в почете мезальянс, то есть неравный брак.

Брачные союзы заключали с семьями таких же воинов. Чужаку не находилось там места: нужно иметь четыре поколения предков-джентльменов, чтобы войти в их общество, стать своим.

Но незнатные люди и чужестранцы могли проявить себя. Им оставляли шанс. Военный подвиг делал храбреца отцом нового семейства. Хан (король) давал ему знак отличия – орден, принимал в общество джентльменов, назвав «благородным человеком».

Наследовал это звание отца старший сын. Лишь после личного подвига, отмеченного опять же орденом, он получал право передать заветный титул всем своим детям. Тогда и появлялось на свет новое благородное семейство. Но и этого было мало, чтобы стать аристократом. Семейство получало все права джентльменов, только честно прослужив еще в двух поколениях. Чем выше ордена, тем больше прав.

Тяжелый труд – быть тюркским аристократом. Надо жить по кодексу чести, где не прощается любая оплошность. Например, уронить знамя или склонить его считалось величайшим позором и означало добровольную смерть.

Жизнь человека у джентльменов стоила меньше гроша, не она и не богатство были их ценностью – честь. И храбрость. Молодежь готовили к подвигу с детства.

Мальчика, будь он самого знатного рода, отдавали в пажи ко двору другого джентльмена. Заботы пажа были традиционны – уход за конем хозяина, чистка оружия, военные упражнения, рубка лозы. За провинности били нещадно.

В Великой Степи это называлось «аталычество». Его прошел и Аттила, и Акташ, и любой другой тюркский мальчишка, выросший в знаменитого полководца. Даже Аэций.

А без труда нельзя, не будешь мужчиной! Труд надо любить.

И мальчишка трудился. Рос, ожидая случая проявить себя. Выиграть турнир среди сверстников, отличиться в скачках на ханской свадьбе, а еще лучше – победить в настоящей войне. Это видел во сне каждый паж Западной Европы. И каждый улан Великой Степи.

…Сны юного кипчака будто подсмотрела Церковь, задумывая рыцарские ордена. Она назвала самих джентльменов «рыцарями», своими защитниками. Вот, собственно, и все, что случилось тогда, после крестовых походов. Вроде бы слегка поменяли смысл слов, а изменилось все: господа стали слугами Церкви.

Тамгу назвали гербом, придумав ей новые знаки, которые увековечили родословные рыцарей. Показательно, во многих гербах остался знак Тенгри – равносторонний крест! Не латинский, тюркский символ.

Три цвета – синий, белый, красный – легли на знамена рыцарей. Это тоже были древние символы Алтая, три цвета Вечного Синего Неба… Лентами этих цветов тюрки благодарят Небо и сегодня.

Меняли тогда почти все. Но изменить ничего не сумели.

Культура джентльменов осталась. Новое опять оказалось старым. А вот бойцовские турниры действительно стали другими.

Прежде смотреть бои джентльменов съезжались целые провинции, где жили «варвары». Бойцы готовились загодя. Чего только ни придумывали они. Это был парад вооружений. Смотр боевого искусства. Зрители, собираясь на праздник силы, спорили о достоинствах бойцов, делали ставки, объявляли призы. Турнирным призом были ловчие соколы. Но чаще – поцелуй знатной дамы. Ради него джентльмен был готов и в огонь, и в воду.

Турниры порой перерастали в настоящие сражения. Например, в 1274 году король Эдуард с английскими рыцарями бился с графом Шалонским и его бургундами, бились они на совесть… Папские рыцари пали в том бою, уступили. Чем и воспользовался Папа – он запретил турниры. Нарушивших запрет велел отлучать от Церкви, не хоронить в освященной земле, притеснять.

Но турниры все равно не прекращались. И не могли прекратиться! Ведь они были школой мужества не только для юношей. Тогда Папа повелел, чтобы воины выходили на бой в облегченных доспехах, чтобы оружие свое нарочно притупляли… Все сразу сделалось игрушечным, а турнир превратился в зрелище, в красивый спектакль.

Это стало гибелью для воинства: отказ от настоящего боя вел к беде. Привыкнув к «потешным поединкам», к игре, рыцари стали проигрывать в настоящем бою. Трагедия, как известно, всегда приходит незаметно.

Потомки ханов и не заметили, как научились держать стремя Папе Римскому, когда тот садился на коня. Они, аристократы тюркского народа, став слугами живого человека, погибли.

Не рыцари, нет, погибли тогда, а кипчаки Западной Европы. Их знать. Потому что аристократы склонили знамя. А это смерть.

Свое знамя народ должен склонять только перед Богом. Ему, и только Ему, можно «держать стремя»… В XIII–XIV веках в рыцарских замках смолкла тюркская речь. Навсегда.