Бен Чу - Мифы о Китае: все, что вы знали о самой многонаселенной стране мира, – неправда!

Тем не менее сейчас становится очевидным, что это всего лишь стереотипы. Ме Лин Ын можно отнести к политическим первопроходцам. Уроженка Малайзии, она стала первой китаянкой, избранной в члены местного руководства, став после победы на выборах 1986 года членом Люишемского окружного совета. Ын, жизнерадостная женщина, исполненная энтузиазма и стремящаяся вовлечь китайскую молодежь в политическую жизнь, объяснила мне, что причиной менее активного участия китайцев в политике по сравнению с другими меньшинствами являются не культурные особенности, а память о политических репрессиях. «Большинство британских китайцев происходит из стран с однопартийной системой, в которых профсоюзы запрещены, — замечает она. — Некоторые приехали из Малайзии или Сингапура, но и это государства с деспотическим режимом. Менталитет таков: «Не высовывайся. Нам бы на жизнь заработать». А в Китае и вовсе: высунешь голову из толпы, так тебе ее оторвут. Причины нашей политической апатии не генетические, а психологические».

Эта психология меняется. В 2009 году Джуди Чу, представитель от штата Калифорния, стала первой китаянкой, избранной в конгресс. В 2012 году Чу добилась от палаты представителей исторического извинения за принятый в 1882 году Акт об исключении китайцев, который на протяжении 60 лет запрещал иммиграцию китайцев в США из Китая (более подробно мы рассмотрим этот унизительный законодательный акт в следующей главе). Если вы все еще думаете, что китайская диаспора равнодушно относится к политике, я бы посоветовал вам посетить одно из регулярно проводимых собраний китайского объединения от какой-либо из британских политических партий, неустанно работающего над избранием в члены парламента Великобритании первого этнического китайца. Особенно вдохновляет на этих собраниях то, что молодые китайцы совершенно свободны от присущего поколению их родителей принципа «не высовываться».

Гонконг порой приводят в качестве примера отсутствия у китайцев подлинной озабоченности проблемами демократии и гражданских свобод. Ведь местные китайцы смиренно возвратились в железные объятия Китая после передачи ему в 1997 году ранее подконтрольной Великобритании территории. Крис Паттен, последний колониальный губернатор Гонконга, вспоминает слова своих советников о том, что «в Гонконге политика никого не интересует». Само собой разумеется, что до проведенных Паттеном в последнюю минуту реформ никто из предшествовавших ему представителей британской администрации не видел смысла во введении на подвластной территории демократических выборов.

Однако те, кто утверждает, что китайцев Гонконга «политика не интересует», просто не следят за событиями. В 2003 году Законодательное собрание, управляющее территорией, по распоряжению Пекина попыталось отменить данные территории гарантии свободы слова и собраний. Оказанный Собранию отпор просто поразителен. Около 500 000 человек, что составляет 7 процентов от всего населения Гонконга, вышли на демонстрацию протеста. Заполнившая улицы и эстакады волна демонстрантов вынудила власти отступить.

Сейчас в бывшей колонии демонстрации становятся обычным делом. В 2009 году прошли массовые протесты против планов строительства скоростной железной дороги, соединяющей Гонконг с материком. Еще большая волна демонстраций прокатилась по территории в 2012‑м, заставив Законодательное собрание отменить навязанное Пекином решение ввести во всех школах Гонконга обязательные «уроки патриотизма». Как и в материковом Китае, в авангарде этих выступлений было молодое поколение. И так же, как в Китае, оппозиция использовала средства современной телекоммуникации в целях как можно более широкого оповещения населения. Друзья в Гонконге рассказывали мне о своих опасениях, что, по их мнению, Китай не оставит своих попыток свернуть законы территории о правах и свободах, но они тверды в намерении до последнего отстаивать свои права.

И в этой борьбе у них будет поддержка. В Гонконге не найти более страстного защитника гражданских прав, чем член Законодательного собрания Люн Квок-Ган. В майке с портретом Че Гевары, с черными волосами до пояса, Люн похож скорее не на политика, а на принадлежащего к крайне левым байкера. Но когда Джеки Чан заявил, что «китайцев следует держать под контролем», Люн ответил на это от лица большинства жителей Гонконга: «Он оскорбил китайский народ. Китайцы — не домашние животные».

Шэньчжэньский музей — образец современности и лоска. Его монументальная навесная кровля своими очертаниями напоминает гигантский самурайский меч, покоящийся на самой большой в мире подставке. Пройдясь по его роскошным залам с кондиционированным воздухом, вы можете познакомиться с историей Шэньчжэня со времени его возникновения, когда на этом месте находилось рыбацкое поселение эпохи неолита, и до его расцвета в наши дни в качестве одного из самых великолепных быстрорастущих городов Южного Китая. Однако, как и почти во всех китайских музеях, вы не найдете здесь беспристрастного отражения событий китайской истории XX века. Тексты на стенах в напыщенных выражениях обличают отсталость Китая во времена императоров и рассказывают о выдающихся преобразованиях, произошедших в стране под руководством коммунистической партии.

Одна из табличек рассказывает о том, как в период Второй мировой войны в провинции Гуандун коммунисты организовали сопротивление японским захватчикам. «Жители Шэньчжэня под руководством КПК (Коммунистической партии Китая) оперативно сформировали вооруженные отряды для противостояния японским войскам», — гласит надпись. Со мной был китайский приятель, 30‑летний художник-оформитель, и мы вместе прочитали текст. Его реакция была неожиданной. Мой друг покачал головой, поцокал языком и проворчал: «Это неверно, с японцами в Гуандуне сражались не коммунисты, а националисты». Я был удивлен, так как прежде мне никогда не приходилось слышать, чтобы он рассуждал о политике, и мне казалось, что история его тоже не особенно интересует.

В Китае поверхностные впечатления часто обманчивы. Со стороны кажется, что люди совершенно аполитичны, но копните поглубже, и вы часто обнаружите страстную заинтересованность. Рядовые китайцы могут часами рассказывать о коррумпированности чиновников, жестокости полиции и роскошной жизни «князьков» — отпрысков высших партийных руководителей. Но вначале они должны убедиться, что вам можно доверять. Меня всегда поражает, что когда я впервые заговариваю со знакомыми китайцами о перспективах политического реформирования страны, я вижу в их глазах страх. Темное облако воспоминаний о событиях на площади Тяньаньмэнь, о жестоких мерах, предпринятых по приказу Дэн Сяопина, до сих пор тяжело висит над страной. Большинство людей хорошо понимает, что режим готов пойти на любые преступления, лишь бы уцелеть. И многие китайцы привыкли жить с опущенной головой. Они прекрасно знают, что властям ничего не стоит лишить их всего, что у них есть, и они не смогут себя никак защитить. Поэтому в противоположность боевому настрою обитателей Интернета они суперосторожны. Они научились осмотрительности. Мне кажется, что люди извне часто принимают осторожность за удовлетворенность или апатию. Хотя китайцы и не выходят на улицы с требованием соблюдения своих политических прав, подобно тому, как это происходит в странах Ближнего Востока, это вовсе не означает, что им безразлична свобода. Если в ответ на требование чего-либо люди получают жестокие побои, тот факт, что они перестают требовать, отнюдь не свидетельствует о том, что они перестают этого хотеть.