Георгий Щедровицкий - Избранные труды

Ср., например: рефлексия — «название для актов, в которых поток переживания со всеми его разнообразными событиями… становится ясно постигаемым и анализируемы!» [Husserl, 1950, с. 181].

Решающую роль сыграли два момента: 1) необходимость объяснять специфику и происхождение методологических знаний [1967 d] и 2) полемика с В. А. Лефевром по поводу предложенных им схем и формальных описаний рефлексии [Лефевр, 1965].

Ср.: «Чтобы схематизировать себя как таковой, для созерцания ей (способности. — Г. Щ.) необходимо раньше своей деятельности увидеть возможность этого действия, и ей должно казаться, что она может его совершить, а может и не совершать. Это возможное действие она не может увидеть в абсолютном долженствовании, которое на этой ступени еще невидимо, поэтому она его видит в также слепо схематизированной причинности, которая, однако, не есть непосредственно причинность, а кажется, что она становится таковой вследствие видимого выполнения способности. А такая причинность есть влечение. Способность должна чувствовать влечение к тому или иному действию, но это не определяет непосредственно ее деятельности, так как такая непосредственность заслонила бы от нее проявление ее свободы, а в ней-то весь вопрос… Если способность должна видеть себя как долженствующую, то необходимо, чтобы раньше этого определенного видения себя как принцип, она видела бы вообще, а так как она видит только через посредство собственного саморазвития, то необходимо, чтобы она развивалась…» [Фихте, 1914, с. 139–140, 138].

Объяснение гносеологического принципа «изолированного индивида» и детальную критику его см. в [Мамардашвили, 1968 а].

Последняя характеристика получает свой смысл и значение рефлексии только через первую, сама по себе она не содержит ничего специфически рефлективного. Если мы правильно понимаем Гегеля, то именно это он имел в виду, когда ввел понятие о внешней рефлексии и характеризовал ее как чисто формальное действие: «И мыслительная рефлексия, поскольку она ведет себя как внешняя, равным образом безоговорочно исходит из некоторого данного, чуждого ей непосредственного и рассматривает себя как лишь формальное действие, которое получает содержание и материю извне, а само по себе есть лишь обусловленное последней движение» [Гегель, 1937, с. 474]. Вообще, интересно и поучительно, хотя бы в плане анализа языка диалектики, рассмотреть гегелевские определения рефлексии с точки зрения вводимых нами схем и моделей.

«Хотя сознание освободилось от первого состояния, оно все может свободно в него возвращаться. Оно может себя делать таким сознанием, причинность которого заключается только в его бытии. Это возвращение известно всякому под именем внимания. К первому бытию, которое продолжает существовать, не поглощая всецело бытия сознания, прибавилось второе, властвующее над первым. Это второе, раз появившись, не может быть уничтожено, но оно свободно может снова отдаваться первому…» [Фихте, 1914, с. 14].

Точнее, нужно было бы говорить о рефлексии, успокоившейся в предмете, ибо здесь стираются Все следы его рефлексивного происхождения и дальнейшее развитие предмета может происходить без помощи и посредства знаний, получаемых в заимствованной позиции; сама рефлектируемая деятельность превращается при этом в «чистую практику», оторванную от каких-либо процедур получения знаний.

Хорошим примером принципов, сохраняющих рефлексивные отношения в знаниях, могут служить, во-первых, принцип двойного знания [1964а*, (с. 175–178}; 1966*], а во-вторых, принцип и схемы конфигурирования [1964 h*; 1971 І; Лефевр, 1967, с. 4–11].

С приведенными формулировками интересно сравнить другие, написанные К. Марксом более чем через 15 лет (1861–1863 гг.) в связи с анализом другого, более узкого вопроса: «Своим анализом политическая экономия разбивает те кажущиеся самостоятельными по отношению друг к другу формы, в которых выступает богатство. Ее анализ (даже уже у Рикардо) идет настолько далеко, что исчезает самостоятельная вещественная форма богатства, и оно просто выступает скорее как деятельность людей. Все, что не является результатом человеческой деятельности, результатом труда, есть природа и в качестве таковой не является социальным богатством. Призрак товарного мира рассеивается, и этот мир выступает всего лишь как постоянно исчезающее и постоянно вновь создаваемое обьективирование человеческого труда» [Маркс, 1964, с. 446]. Эта сторона марксовых воззрений в последнее время все больше выдвигается на передний план. Весьма примечательна с этой точки зрения статья В. М. Шинкарука [Шинкарук, 1969J. Приведя известные слова Маркса о том, что человек формирует материю также и по законам красоты и что «практическое созидание предметного мира, переработка неорганической природы есть самоутверждение человека как сознательного родового существа» [Маркс, 1956, с. 566], он комментирует эти положения словами: «Человеческий мир есть мир вещей и явлений, прежде всего созданных самим человеком. Не бог, а человек является устроителем мира, бог есть только иллюзорное, отчужденное отражение собственной роли и собственной миссии Человека» [Шинкарук, 1969, с. 62].

Источник: [1987 а].

Р. Акофф называет это смысловое облако «проблемным месивом» (см. [Акофф, 1985, 1982]).

По поводу процессов и механизмов соорганизации и конфигурирования знаний и схем см. [1964 h*; 1967 е; 1972 b; 1984*].

Источник: [1963 с]

Почти во всех работах по логике и специальным наукам термины «связь» и «отношение» употребляют в настоящее время как синонимы. До самого последнего времени не было выявлено никаких точных критериев для различения знаний об отношениях и знаний о связях и, соответственно, самих отношений и связей. В резкой и достаточно общей форме этот вопрос впервые поставлен и решен А. А. Зиновьевым (см. [Зиновьев, 1959 а, b, 1960 b, с], а также [Швырев, 1959]. О том, как складываются связи знаний вида «береза — белая» или «металл — электропроводен», не отражающие связей объектов, см. [1958 b*]).

См., в частности, [Kohler, 1920,1929, 1933; Винер, 1958; Кремянский, 1958; Эшби, 1959 а; Зиновьев, Ревзин, 1960; Лекторский, Садовский, 1960].

Различение структур функционирования и генезиса существенно отличается от традиционного различения «синхронии» и «диахронии». «Функционирование» в такой же мере кинематический процесс, как и развитие. Схемы того и другого одинаково предполагают время и одинаково независимы от него. Различить функционирование и развитие можно только относительно структурного изображения объекта. Функционированием являются все движения, оставляющие исходную структуру неизменной. Сюда входят и те изменения структуры, которые происходят по циклической схеме, т. е. через некоторое время и через ряд промежуточных положений возвращают ее в прежнее состояние. Развитием, в противоположность этому, являются изменения, приводящие структуру к новому виду.