Марк Уральский - Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

‹…›

Желаю Вам всего хорошего. Отчего Вы не пишете рассказов?

Будьте здоровы.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

В письме А. Б. Тараховскому от 10 ноября 1903 г. (Ялта), как практичный человек, подает своему адресату интересную в коммерческом отношении идею, полагая, видимо, что тот может, если «загорится», донести ее до сведения солидных инвесторов:

Отчего бы Таганрогу не выстроить собственную санаторию где-нибудь на берегу Миуса, подальше от Азовского моря? Ведь около Таганрога очень здорово, и к тому же устроиться можно не дорого. Вот наняли бы какую-нибудь усадьбу, а потом бы и свое что-нибудь построили.

Нового ничего нет, все благополучно. Мне, по обыкновению, нездоровится, но к этому я уже привык и не считаю этого особенным неблагополучием.

Крепко жму Вам руку и желаю всего хорошего.

Преданный А. Чехов.

Несколько слов следует сказать и о вышеупомянутом докторе Давиде Марковиче Гордоне, который по окончанию медицинского факультета Московского университета и стажировки в Германии приехал в Таганрог и стал компаньоном и помощником заведующего местной водолечебницей. Во многом благодаря его усилиям и энтузиазму это лечебное заведение приобрело большую популярность. Чехов, лечившегося весной 1899 г. в лечебнице у Гордона кумысом, сложились с врачом дружеские отношения. Чехов писал А. С. Суворину 14 ноября, 1899 г. (Ялта):

Итак, в Таганроге, кроме водолечебницы Гордона, будет и еще водопровод, трамвай и электрическое освещение. Боюсь все-таки, что электричество не затмит Гордона и он долго еще будет лучшим показателем Таганрогской культуры [ЧПСП. Т. 8. С. 289].

Можно сказать, что Чехов, как всегда, «зрил в корень»: если электростанцию в Таганроге запустили в эксплуатацию в 1909 г., то водопровод и трамвай появились в городе только в середине 1920-х и 1930-х гг. соответственно. А вот доктор Гордон и его водолечебница, единственным владельцем которой он стал в 1905 г., превратились вскоре в знаменитый на всю Россию санаторий. В нем лечили больных с заболеваниями нервной системы, болезнями обмена веществ, хронических больных, больных с застарелым сифилисом, ревматиков и др. Применялся самый широкий комплекс физио-терапевтических методов: солнечные ванны, массаж, водные процедуры, лечебная гимнастика, электрофорез кумысная и кефирная диеты. В 1920 г. дальновидный Гордон добровольно передал Советской власти свое лечебное заведение. В советское время он оставался главным врачом и директором этой лечебницы, которая после его кончины одно время называлась «Краевой физиотерапевтической санаторием им. Д. М. Гордона».

Из ялтинских знакомых евреев Чехов был весьма близок с Исааком Наумовичем Альтшуллером, земским врачом, крупным специалистом по туберкулезу. С 1898 г. И. Н. Альтшуллер жил в Ялте, лечил Чехова и Л. Н. Толстого. Он является автором воспоминаний о Чехове [ЛИТНАС. С. 681–702]. Известно 7 писем Чехова к И. Н. Альтшуллеру; 4 письма Альтшуллера к Чехову (1898–1904).

И. Н. Альтшуллеру, 26 июня 1899 г. (Москва).

Милый доктор, не писал я так долго, потому что мне казалось, что скоро я буду в Ялте и мы увидимся. Да и писать не о чем, говоря по правде. Жизнь проходит монотонно, неинтересно.

Приеду я в Ялту около 15 июля. Не нужно ли привезти Вам что-нибудь или исполнить в Москве поручение? Если нужно, то пишите поскорее по адресу: Москва, Мл. Дмитровка, д. Шешкова. Если для Вашей жены или для детей нужны какие-нибудь материи (например, сарпинки), то сестра могла бы выбрать и купить. Вообще не церемоньтесь, пожалуйста, и давайте поручения, какие Вам угодно. ‹…›

Ну, будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

В заключение данного раздела процитируем контрастный по тону и выражениям в сравнении с письмами, приведенными выше, и очень колоритный в описании национальных типов отрывок из письма Чеховым от 14–17 мая 1890 г. (Красный Яр — Томск):

Великолепная моя мамаша, превосходная Маша, сладкий Миша и все присные мои!

‹…› После чая сажусь писать вам это письмо, прерванное приездом заседателя. Заседатель — это густая смесь Ноздрева, Хлестакова и собаки. Пьяница, развратник, лгун, певец, анекдотист и при всем том добрый человек. Привез с собою большой сундук, набитый делами, кровать с матрасом, ружье и писаря. Писарь прекрасный, интеллигентный человек, протестующий либерал, учившийся в Петербурге, свободный, неизвестно как попавший в Сибирь, зараженный до мозга костей всеми болезнями и спивающийся по милости своего принципала, называющего его Колей. Посылает власть за наливкой. «Доктор! — вопит она. — Выпейте еще рюмку, в ноги поклонюсь!» Конечно, выпиваю. Трескает власть здорово, врет напропалую, сквернословит бесстыдно. Ложимся спать. Утром опять посылают за наливкой. Трескают наливку до 10 часов и наконец едут. Выкрест Илья Маркович, которого мужики боготворят здесь — так мне говорили, — дал мне лошадей до Томска.

Я, заседатель и писарь сели в одном возке. Заседатель всю дорогу врал, пил из горлышка, хвастал, что не берет взяток, восхищался природой и грозил кулаком встречным бродягам. Проехал 15 верст — стоп! Деревня Бровкино… Останавливаемся около жидовской лавочки и идем «отдыхать». Жид бежит за наливкой, а жидовка варит уху, о которой я уже писал. Заседатель распорядился, чтоб пришли сотский, десятский и дорожный подрядчик, и пьяный стал распекать их, нисколько не стесняясь моим присутствием. Он ругался, как татарин [ЧПСП. Т. 4. С. 78–91].

Итак, уже с 80-х годов XIX в. фигура «еврея» в русском культурном пространстве становилась фактом постоянного присутствия. Особенно доброжелательной по отношению евреям была атмосфера в изобразительном и музыкальном искусстве Российской империи [220] В научной литературе не имеется сведений о каких-либо конфликтах на почве юдофобии в этих сообществах за период 1867–1917 гг. .

Во многом через Стасова и его друга Репина происходило сближение молодой еврейской художественной интеллигенции с «властителями дум» интеллигенции русской. Стремление не столько к самовыражению, сколько к запечатлению жизни и национального быта именно российского еврейства было абсолютно естественным на начальном этапе развития еврейского искусства, что и обусловило интерес именно к нему у Репина [221]. Другим важным фактором была гражданская позиция Репина и его окружения по отношению к усиливавшемуся великодержавному шовинизму. Репин с юности был близок еврейской среде — ещё в студенческие годы завязалась его дружба с Антокольским, чьего маленького воспитанника Илью Гинцбурга он <���потом> учил рисованию ‹…›. Благодаря Репину и Стасову еврейские художники и скульпторы не только знакомятся с Л. Н. Толстым, но и подолгу живут в его доме [ЗЕМЦОВА].