Пётр Вайль - Картины Италии [litres]

Через двести лет после своей кончины он помогает нам осознать самих себя в конце нашего века, прошедшего через все искушения и иллюзии, отвергнувшего все веры и мечты. Доверять можно только самой жизни. Так жил Казанова – плывя по течению, отдаваясь потоку. Потому, кстати, был против революции и даже написал урезонивающее письмо Робеспьеру. А Вольтеру сказал: «Любите человечество, но любите его таким, как оно есть». В другом месте мемуаров словно дал пояснение, говоря о врагах: «Я никогда бы им не простил, если б не забыл зла, которое они мне причинили». Слабость (забывчивость) исправляет слабость (злопамятность). К практичной мудрости привел Казанову здравый смысл, замешанный именно на доверии к жизни.

Он был честным работягой высокого разряда – существом, немыслимым в эпоху представления о неизбежности конфликта личности и бытия. Испытавший высылки и тюрьмы, Казанова противился репрессиям, но вот как он говорит об этом в описании очередного ареста: «Неожиданное притеснение действует на меня как сильный наркотик, но только теперь я узнал, что, достигая высшей степени, служит оно и мочегонным. Оставляю решение проблемы этой физикам». Здесь не ирония и не высокомерие, а серьезность и смирение: физики разберутся. У него специальность другая: он профессионал жизни. Выдающийся автор выдающегося произведения – самого себя.

Прежде занимавший умы эротической арифметикой (хотя вопрос «сколько?» – удел его антипода Дон Жуана), Казанова вписался в мироощущение нашего времени. Двести лет спустя он окончательно возвратился в Венецию, и не диво для такой авантюрной судьбы, что это произошло усилиями русского художника.

В изобразительном искусстве невнятно обстоят дела с иерархией почестей: у художников нет даже чего-то вроде Нобелевской премии. Но зато есть места, куда можно приехать, поглазеть, сфотографироваться, разослать открытки с видом во все концы света. Своим бронзовым Казановой Михаил Шемякин занял лучшее место в мире – между Дворцом дожей и Венецианской лагуной.

К сожалению, власти Венеции не разрешили оставить памятник Казанове на набережной Рива Скьявони. На этой набережной установлен только один монумент – конная статуя короля Виктора-Эммануила II, объединившего Италию, но на то он и король.

Памятник Бартоломео Коллеони работы известного скульптора Андреа Вероккио, учителя Леонардо да Винчи, поставлен на площади Санти-Джованни-э-Паоло. Коллеони – итальянский кондотьер, был полководцем на службе Венецианской республики в войнах против Милана в XV в. После смерти оставил свое имущество (100 тыс. дукатов золотом – огромное по тем временам состояние) Венеции, но при условии, что ему поставят памятник на площади Сан-Марко. Но так как там с давних времен было запрещено ставить памятники простым смертным, венецианским властям пришлось выкручиваться, чтобы получить завещанное, и они придумали – поставили памятник Коллеони перед Скуолой Сан-Марко и получили деньги умершего. То есть обманули, но не сильно. ( Э. В. )

Мне вообще-то в жизни везет, а с этим особенно. Любимая холодная мясная закуска – изобретенное в Венеции карпаччо. Любимый художник любимого города, Венеции, – Карпаччо. Хорошо устроился.

От того места, где было придумано карпаччо, – один из лучших видов на Большой канал и лагуну. Это у самой остановки пароходика-вапоретто «Сан-Марко», на углу Калле Валларессо. Заведение внешне – да и внутри – скромное, но изысканное и историческое: Harry’s Bar.

Джузеппе Чиприани открыл Harry’s Bar в 1931 году в здании заброшенного склада. До того он работал барменом в отеле «Европа», чуть дальше по Большому каналу в сторону Риальто. Однажды выручил оставшегося без гроша клиента – Гарри Пикеринга из Бостона. Через два года тот вернулся и дал Джузеппе денег на открытие собственного бара. Название, понятно, – «Гарри». Так же, только на итальянский лад, Чиприани назвал родившегося через год сына – Арриго. С ним я имел честь познакомиться в семьдесят седьмом: русские тогда были в диковину, да еще цитирующие Хемингуэя прямо на месте событий.

Настоящая слава бара «Гарри» началась в пятидесятом, когда вышел хемингуэевский роман «За рекой, в тени деревьев»:

«– Графини нет дома. Но там думают, что вы найдете ее у «Гарри».

– Чего только не найдешь у «Гарри»!

В баре бывали часы, когда он наполнялся знакомыми с неумолимой быстротой, с какой растет прилив у Мон-Сен-Мишеля. «Вся разница в том, – думал полковник, – что часы прилива меняются каждый день, а часы наплыва у “Гарри” неизменны, как Гринвичский меридиан…»

– Чиприани ужасно умный!

– Мало того – он еще и мастер своего дела.

– Когда-нибудь он приберет к рукам всю Венецию».

Всю не всю, но сейчас у семейства Чиприани – не только легендарный бар, в котором бывали Чаплин, Тосканини, Ротшильд, Онассис и все, кого только можно себе вообразить. Еще и прелестный ресторан Locanda Cipriani на острове Торчелло, и Harry’s Dolci на Джудекке с видом на морской вокзал, и роскошный, может быть лучший в Венеции, отель Cipriani. Он напротив Дворца дожей, но прячется за храмом Сан-Джорджо-Маджоре и колокольней – и там есть чему прятаться. Например, ресторану Fortuny или другому, на свежем воздухе, – Gabbiano. Здесь подают такое ризотто с тыквой и розмарином, что уже ради этого стоит жить и надеяться.

В скобках прибавим, что у Чиприани полдюжины ресторанов в Нью-Йорке. «Чиприани ужасно умный!»

Но я отвлекся от пятидесятого года. А зря, потому что в том году Джузеппе Чиприани изобрел блюдо для графини Амалии Нани де Мочениго, которой врач запретил есть приготовленное мясо – только сырое. Чиприани нарезал говядину тончайшими широкими ломтями, приправил – и процесс пошел.

Тартар – сырой говяжий фарш – был известен давно. О нем сообщал венецианец Марко Поло, поживший в XIII веке в Китае. Гамбургские моряки познакомились с сырым фаршем в России. Этот баснословный мир – Китай, Россия, что там еще – проходил под именем Татария. Отсюда и steak tartare, стейк по-татарски. Отсюда же – парадоксально – гамбургер. Название лепешки из поджаренного фарша без добавок (в отличие от рубленой котлеты) восходит к тем гамбургским мореходам. Тартар тартаром, но просто резать сырое мясо – пусть и очень тонко! – в голову до 1950 года не приходило.

У «Гарри» делают карпаччо из поясничной части говядины. Можно и из вырезки – с ней проще обращаться, но знатоки полагают, что вкус не совсем тот. Есть школа, рекомендующая заморозить мясо перед нарезкой. У «Гарри» это начисто отрицают: только охладить. Нарезанное мясо подается сразу – не позже, чем через час-полтора. Встречается совет: пласт говядины накрыть пластиковой пленкой и прокатать скалкой. Профанация: мясо станет тоньше, но фактура его будет безнадежно нарушена.