Николай Богомолов - Разыскания в области русской литературы XX века. От fin de siecle до Вознесенского. Том 1. Время символизма

Еще более выразительна характеристика, данная Кириллом Каменцом (вероятно, псевдоним) для сайта «Спутник и погром». Она исполнена путаницы и намеренной лжи, но прекрасно характеризует нынешнее восприятие некоторыми кругами деятельности Братства:

Кем были эти люди, действующие с одобрения Великого Князя Николая Николаевича и благословения первоиерарха РПЦЗ митрополита Антония (Храповицкого)? Донской атаман, неутомимый борец с большевизмом Петр Николаевич Краснов и гениальный писатель-пропагандист Соколов-Кречетов («Брат № 1») в 1921 году положили начало самой непримиримой боевой организации русской эмиграции. <���…> Штаб Братства находился в Париже, где его возглавлял племянник последнего Императора — Никита Александрович Романов. Каждому брату был выдан т. н. «братский номер», под которым его знали остальные члены организации. Каждый воин-террорист был в курсе только про своего непосредственного начальника. Сеть ячеек Братства покрывала всю Европу; везде, где были воинствующие русские националисты-эмигранты, существовали местные отделения БРП. Финляндия, Латвия, Польша, Франция, Югославия, Англия, Маньчжурия, Япония, Корея… <���…> Братство также имело собственные террористические школы, рядом с которыми отдыхали примитивные лагеря Аль-Каиды. Кадры диверсантов-террористов обучались в лагерях всему, от рукопашного боя до изготовления ядов. Помимо прямой задачи ликвидации коммунистов, члены БРП несли в СССР антисоветские листовки с подстрекательствами к погромам, публиковали адреса и имена коммунистических деятелей с призывами к убийствам. Местное население содействовало Братству, случаи доносов на братьев были очень редки. Слишком ненавистны были обывателю еврей-комиссар и латыш из продотряда, к тому же основные лозунги Братства были простыми и понятными для народа. <���…> Волна расправ над коммунистами катилась по всей России; в сводках БРП перечислялись практически все области России. Самые жестокие подпольные бои велись в Белоруссии и Сибири; там массово убивали комиссаров. Часто братья, с их великолепной контрразведкой, перехватывали поезда с чекистами, которые направлялись в Европу для борьбы с русскими национальными организациями. Особенно интересным чтением оказываются списки ликвидированных ГПУшников. «Шиман, Бинер, Финкельштейн, Файн». <���…> К 30-м годам основную массу боевиков составляли крестьянские партизанские подразделения, которыми руководили белые офицеры. Даже до трудовых масс начало доходить, что русская национальная власть являлась единственной альтернативой безумному коммунистическому интернационалу голода и унижений. Установился канон прямых действий Братства: остановка и «проверка» поездов (т. е. обыск и расстрел чекистов/партийных), взрывы объектов (военные склады, партийные учреждения). В определенные моменты БРП устанавливало свою власть в целых районах западной части СССР [469].

Среди серьезных историков, изучавших и изучающих деятельность Братства, нет единства относительно его реальной деятельности. П. Н. Базанов в заключении своей книги говорит: «…для русской зарубежной организации и 100 членов — это много, а уж 1000 сторонников — это просто массовая, огромная общеэмигрантская сила» [470]. В противоположность ему О. В. Будницкий в первопроходческой статье доказывал (присоединяясь к мнению одного из высших «братьев» А. В. Амфитеатрова, в конце концов отказавшегося от своей веры), что все сводки о деятельности Братства внутри СССР основываются на вымыслах Кречетова [471]. Но в любом случае деятельность Кречетова оказывается одним из самых противоречивых моментов, определяющих историю этого Братства.

В кратком виде ее можно изложить так. Сначала рассказ самого Кречетова: «…в истории нашего дела есть две фазы. Когда оно возникло летом 22 года, то первые два года оно было лишь чисто пропагандным начинанием на Россию, ведомым очень небольшой группой, где на одних ложилась литерат<���урная> часть, на других — техника распространения. В той фазе это дело, ведомое на месте его выполнения автономно, финансировалось из высших „белых“ наших источников. После двух первых лет оно было прекращено „за сокращением бюджета“. <���…> После 4-месячного перерыва в дело вступила новая группа, <���…> поставившая себе целью <���…> развернуть из накопившегося людского „сочувственного“ материала уже настоящую организацию не только с пропагандными, но и с активистскими целями» [472]. В 1927 г., после широкой полемики на страницах эмигрантской печати, «публично в поддержку БРП высказались митрополит Антоний (Храповицкий), генералы П. Н. Краснов и Д. Л. Хорват, странно выглядевший в подобной компании В. Л. Бурцев, лидер правых кругов русской эмиграции в Югославии С. Н. Палеолог, литератор А. В. Амфитеатров, „полупризнал“ в конечном счете БРП генерал П. Н. Врангель» [473]. На волне такого успеха и получив в свое распоряжение значительные средства, Кречетов продержался до 1932 г., когда скандал с секретарем Братства Кольбергом заставил его постепенно отойти от дел.

Но, отошедши, он счет нужным поделиться своими соображениями с писателями. Сохранились два его письма на эту тему к Бунину. Одно было написано как приложение к поздравлению с Нобелевской премией и помечено: «Лично, доверительно». Второе письмо, обращенное к нему и к Б. К. Зайцеву, описывало окончательный отход «атамана Кречета» от активной антибольшевистской деятельности. Оба они публикуются нами ниже.

Через два года Сергей Алексеевич Соколов — Сергей Кречетов — Гриф — атаман Кречет ушел не только из литературы и из политики, но и из жизни. Помянули его немногие. И если «Соратник» писал тепло и, насколько мог, проникновенно, то В. Ф. Ходасевич, близко знавший Кречетова в молодости, был более жесток. Некролог его был скорее отчетом о деятельности «Грифа», хотя в предпоследнем абзаце была и благодарность: «Лично я обязан Сергею Кречетову вечною благодарностью за сочувствие, оказанное им мне в годы моей литературной юности: в 1905 году он сам предложил мне дать стихи в третий альманах „Грифа“: это и было мое первое выступление в печати. В 1908 году он выпустил мою первую книгу стихов» [474]. Через 4 месяца он же напечатал статью «О меценатах», где рассказал историю «Перевала», не называя имен, но в таких тонах: «Это был славный, но не талантливый юноша, лет двадцати <���…> Писал он стихи в декадентском духе. В Москву его выписал один литературных дел мастер <���…> В самых замысловатых выражениях он открыл провинциалу, что поэтический подвиг неотделим от жизненного, что поэт должен не только писать, но и жить, и гореть — и что, словом, надо мальчику <���…> рискнуть своим капиталом для устройства издательства <���…> Мальчик получил титул издателя, а соблазнитель — редактора с окладом ни больше ни меньше как пятьсот рублей в месяц <���…> редактор от его имени делал сотрудникам неприятности. (Он считал себя демоническою натурой вроде Макиавелли и любил „разделять, чтобы повелевать“). <���…> Через год деньги иссякли» [475].