Кит Эмерсон - Картины эксгибициониста [ЛП]

— Какого хрена мы тут делаем? — спросил Грег, вглядываясь в бесплодную местность. Первым высадился тур–менеджер и направился в направлении к контрольно–диспетчерского пункта дабы организовать такси и доставить нас к пункту назначения.

Две недели спустя басист Lynyrd Skynyrd Леон Уилксон присутствовал в кресле–каталке на нашем концерте в первом ряду, и мы посвятили ему “Lucky Man”.

Во время этого тяжёлого тура поместье Стоун хилл наконец восстановили, но моя семья пока что жила в большой квартире в районе Хаммерсмит. К тому же Элинор нашла отличный коттедж на Багамах. К концу года группа закончила ещё один альбом под названием « Works, Volume 2» , состоявший в основном из сольных и неизданных записей, лежавших на полке. Это было щедрое попурри, в очередной раз продемонстрировавшее широкий диапазон виртуозности. Atlantic Records получило возврат по авансу, который мы использовали, чтобы профинансировать оркестровый тур.

Было тяжело находиться в дали от моих мальчиков, Аарона и Дэймона, не видеть как они растут. Иногда получалось, чтобы они и их мама приезжали ко мне, но это было редко, потому что условия гастролирования были суровыми и опасными для детей. Держать ребят за сценой было небезопасно, особенно если мы ссорились.

Я помню, как после концерта ехал с семьёй в лимузине. Машину окружила толпа фанатов, некоторые залезли на крышу и кричали в окна. Семилетний Аарон подумал, что нас атакуют и начал кричать и плакать, так что маме пришлось его успокаивать. Eщё долго нам пришлось убеждать его, что эти люди не нападают на нас, они просто очень рады и им понравился концерт. Дэймон в это время сладко спал.

1978 — Emerson, Lake and Palmer играли концерт за концертом в Северной Америке, а затем мы вместе со Стюартом Янгом встретились с главным, Ахметом Эртегюном, в офисе Atlantic Records.

Он глядел на нас поверх очков и спросил о планах на будущее после безумия с оркестром. Мы слишком устали, чтобы ответить что–либо, поэтому Ахмет сам предложил идею: «Послушайте, почему бы вам, парни, не засесть в студии и поджемовать, как вы это всегда делали в Лондоне и Монтрё? Не надо делать концептуальный альбом, просто играйте. Сделайте короткие песни для радио, и не слишком сложные».

Я высказался, что Крис Блэкуэлл наконец достроил студию в Нассау, и подумал, что нам будет здорово там поработать. Мы вышли из кабинета, и пока Стюарт оставался обсудить бизнес–детали с великим Ахметом, Грег, Карл и я обсуждали творческие вопросы в коридоре.

Так это случилось. Карл взял в аренду дом к западу от студии Compass Point, а Грег со Стюартом — к востоку. Моя семья была довольна, поскольку дети пошли в местную частную школу. Я купил лодку, на которой ходил на рыбалку или катался на водных лыжах. ELP арендовали первую студию в середине 1978 года, на неограниченный срок.

Я привёз мотоцикл из Англии. Как–то вечером в студии появился Ринго в компании с певцом Нилссоном и не знал, в каком районе остановился. Я знал то место и предложил довести его. Он сел ко мне за спину и мы с рёвом поехали вдоль побережья. Только после того, как я высадил его и отправился обратно, до меня дошло — Твою мать! Я только что подвёз одного из битлов!

Мой роуди Рокки перенёс три инфаркта, лишился зубов, но с удовольствием переехал на Багамы, где в 300 метрах от студии потягивал пиво в местном баре. Он собирался заказать ещё, когда два парня в масках и с пистолетами ворвались внутрь. Один перепрыгнул через стойку за деньгами, а другой загнал присутствующих в кухню. Рокки мирно сидел с пивом. Он мог расстаться с женщиной, но с пивом — никогда. Когда один из налётчиков проделал дырку в столе, где сидел Рокки, он воспринял это как акт агрессии и с неудовольствием присоединился к остальным, неся с собой пиво.

Вернувшись в студию, Рокки рассказал об инциденте. «Вы никогда не догадаетесь, что произошло со мной в обед…»; я был как обычно занят.

Меня всё больше беспокоил вопрос безопасности на Багамах. Не считая дайверов и рыболовов, туристок нередко насиловали на отдалённых пляжах. Мой хороший друг Колин, работавший крупье, пригласил к себе подружку из Майами. Он уехал на работу, когда она спала. Во время его отсутствия семь багамцев с ружьями ограбили дом и изнасиловали девушку. Элинор была шокирована, услышав об этом. Колин, узнав о случившемся, перевёз подругу в наш дом. А что если за ними проследили? На этот раз я купил Магнум 357.

Мы оставались верными излишествам. Студия 1 превратилась в место для переговоров, рестораном, репетиционной и, когда мы были готовы, в собственно студию. Всё это время с нами находился инженер, готовый начать запись, если что–нибудь происходило. Иногда приходилось его будить. Кое–как нам удалось собрать воедино шесть треков, которые мы посчитали пригодными для радио — “All I Want is You”, “Love Beach”, “Taste of My Love”, “The Gambler” и “For You”. Я не мог не добавить инструментальную пьесу “Canario”, адаптацию пятой части “Fantasia para uno Gentil Hombre” Родриго.

И наконец, я не мог не написать финальную концептуальную композицию. С помощью Пита Синфилда мы придумали “Memoirs of an Officer and a Gentleman”. Почему мы так её назвали, я не помню. Каждый вечер в шесть часов Грегу звонила жена Регина и говорила, что его ужин на столе, тогда он уезжал. Карл и я часто оставались работать. Была одна часть в этой концептуальной пьесе, “Letters form the Front”, которая мне не нравилась. Уходя, Грег сказал: «Не делай ничего, она и так хороша. Очень эмоциональная песня». Мы с Карлом втащили вибрафон. Сегодня Карл умеет играть на этом инструменте, но у него нет видения пианиста в отношении аккордов. Неохотно он уступил место, а сам уселся в аппаратной и критически уставился на меня. Я закончил дубль и посмотрел на него в ожидании: Карл плакал от смеха.

— Что такое?

Между всхлипами и приступами хохота он имел наглость заявить, что моя игра на перкуссии звучит, словно молочник свалился с лестницы, а за ним последовали лошадь и телега, вместо нежных звуков, необходимых для такой сентиментальной песни.

Правильно! Притворившись, что отправился в туалет, я зашёл в кухню и набрал в две сковороды ножи и ещё что–то, и вернулся на позицию у вибрафона.

— Окей Карл! Я готов. Включай плёнку.

Когда дошёл мой черёд, я разбросал всю утварь на вибрафоне и объявил: «Вот что случилось с сиднейским мостом!»

В аппаратной мы смеялись как ненормальные. Каждый раз, когда мы просили инженера проиграть плёнку, то валились на пол от смеха, до колик в животе. Я уговорил инженера сделать мне копию, и дома вся семья смеялась над ней. Жаль, что кассета не сохранилась!

Ничего не подозревая, Грег приехал на следующее утро в студию и пожелал услышать, что мы сделали накануне ночью. Мы с Карлом обменялись заговорщическими улыбками. Я знал, какой регулятор отвечал за громкость кухонной утвари, и держал на нём руку. Каждый раз, когда доходила очередь до моей части, я убирал звук, пока мы с Карлом не начали драться понарошку, и дуракаваляние было разоблачено. Грег всё послушал и, не говоря ни слова, встал и вышел из студии.