Анна Пожидаева - Сотворение мира в иконографии средневекового Запада. Опыт иконографической генеалогии

Каковы же известные нам раннехристианские образцы-протографы, которые могли стать примером для подражания в ходе новых заказов в Риме, Монтекассино, а потом и в Палермо и Монреале?

Мы будем, как уже указывали во Введении, иметь дело с тремя протографами. «Римский тип» представлен фресками середины V века, украшавшими центральный неф почти полностью сгоревшей в 1823 году римской базилики Сан-Паоло-фуори-ле-Мура [303]и поновленными в конце XIII века Пьетро Каваллини [304]. Иконография двух сцен Сотворения мира, входящих в ветхозаветный цикл фресок базилики Сан-Паоло, лежит в основе так называемого римского типа [305], о котором речь пойдет ниже. Второй протограф — знаменитая константинопольская рукопись V–VI веков книга Бытия лорда Коттона (London, Br. M., MS Cotton Otho B. VI), привезенная в Западную Европу венецианцами в начале XIII века и погибшая в 1731 году во время пожара в Библиотеке Ашбернхема [306]. Миниатюры рукописи (их было, по подсчетам Вайцманна, около 330) известны прежде всего по нескольким акварелям, выполненным в начале XVII века Даниэлем Рабелем по заказу коллекционера Фабри де Пейреска. Однако наиболее информативен в отношении этого протографа цикл мозаик одного из куполов нартекса венецианского собора Сан-Марко, содержащий около сотни сцен из книги Бытия [307]. В своем масштабном исследовании К. Вайцманн и Х. Кесслер ввели в научный обиход понятие «круг Генезиса лорда Коттона» — огромный корпус памятников от VI до XIII века, в значительной степени родственных друг другу иконографически и предполагающих общий источник или группу источников. В недавнее время этот список пополнился ценнейшим свидетельством о раннем распространении традиции Генезиса лорда Коттона — открытым в 1963 году и отреставрированным в начале 2000‐х годов лангобардским монументальным циклом, датировавшимся как 760–770 годами, так и серединой IX века в так называемой Крипте Грехопадения близ Матеры [308], о роли которого речь пойдет ниже. Наконец, третий протограф — гипотетический прототип миниатюр средневизантийских Октатевхов [309]. Пять рукописей этой группы, датируемых XI–XII веками, восходят, по мнению исследователей, к общей раннехристианской традиции. К. Вайцманн на протяжении всей своей жизни неоднократно обращался к этому вопросу: в специальном разделе теоретического труда «От свитка к кодексу» [310], в статье о Серальском Октатевхе [311]и (совместно с Х. Кесслером) в книге о древнееврейских истоках иконографии ряда сцен на примере фресок в Дура-Европос [312]. Итогом поиска раннехристианского протографа Октатевхов стал уже упомянутый выше масштабный труд Вайцманна и Бернабо [313], вышедший уже после смерти первого из них и посвященный не только полной публикации всех миниатюр Октатевхов, но и перечислению всех возможных повлиявших на них источников: от естественнонаучных трактатов и дохристианской еврейской изобразительной традиции до римских языческих и раннехристианских источников. В результате этого анализа картина изначальной неоднородности даже самых ранних циклов становится предельно наглядной. Новый свет на проблему проливает исследование Дж. Лаудена [314], в котором автор максимально конкретно обрисовывает черты предполагаемого протографа. Он называет общим источником для сохранившихся пяти рукописей кодекс с 374 иллюстрациями, датируемый временем от 800 до 1075 года и аккумулировавший в своем цикле миниатюр ряд ранних традиций. Часть миниатюр, в том числе и особенно интересующая нас часть цикла, посвященная Сотворению мира, связывается с дохристианской еврейской традицией, родственной росписям синагоги в Дура-Европос [315].

Мы не затрагиваем сейчас вопрос об изначальной однородности и изолированности каждой из ранних иконографических традиций — ниже будет показано, что в ряде случаев ее не существует и в памятниках V–VI веков.

Нас будет занимать в настоящей части вопрос о способах совмещения элементов из этих трех разнородных ранних традиций в рамках одного цикла или даже сцены, принадлежащей к так называемому римскому типу [316]. Способы совмещения элементов из разных источников в одной композиции рассмотрены нами в предыдущей части — достаточно отослать читателя к рассмотренному примеру фронтисписов к книге Бытия в Турских Библиях ( илл. 8а, 8б , с. 90, 91), которые возводятся к нескольким ранним изобразительным традициям (по меньшей мере к пяти: дохристианской еврейской — за счет множества апокрифических элементов, Коттоновской и Пятикнижия Ашбернхема, а также к традиции раннего протографа средневизантийских Октатевхов и к позднеантичному Ватиканскому Вергилию), в связи с чем Х. Кесслер называет турские фронтисписы «результатом свободного размышления на темы ряда раннехристианских моделей» [317]. Вспомним: в прошлой части мы констатировали, что в этот период комбинация разнородных по происхождению элементов возможна уже не только внутри цикла, но и внутри отдельно взятой сцены. К примеру, в сцене Сотворения человека рядом с лежащим Адамом, восходящим к традиции Октатевхов, фигурируют ангелы-адоранты, относящиеся к еврейской апокрифической традиции, а в сцене путешествия св. Иеронима в соответствующем фронтисписе повторены корабли Энея из Ватиканского Вергилия.

К этому типу «жонглирования» разнородными элементами мы и обратимся. Такие вариации, замены внутри устойчивой схемы мы будем классифицировать как смысловые и пластические — в зависимости от того, насколько сохранным остается смысл изображения. Наша ближайшая задача — наглядно показать, где в каждом случае кончается смысловая замена, основанная на осознании сюжета и восприятии частей композиции как значимых с точки зрения смысла, и начинается пластическая, игнорирующая особенности сюжета и апеллирующая прежде всего к схожему внешне или подходящему визуальному образцу из параллельного ряда. Выбранный круг памятников дает широкие возможности для такой классификации.

Понятие «римский тип» [318], введенное Й. Ван дер Мейленом, мы можем уточнить, связав с четырьмя «концентрическими кругами» памятников, сгруппированных по степени удаления от первоисточника. Мы бегло обрисовали их во Введении, рассмотрим здесь каждый из них подробнее.

1. Собственно «римский тип» — это сам раннехристианский протограф: погибшие фрески римской базилики Сан-Паоло середины V века ( илл. 16 ); фронтисписы так называемых гигантских или атлантовских Библий, распространившихся в ходе грегорианской реформы из Рима по Италии, а позже и за ее пределы. Нас будут интересовать рукописи Рима и Италии конца XI и XII века [319], точнее, двух- или многорегистровые фронтисписы к книге Бытия или ко всему тексту Ветхого Завета в следующих Библиях: Палатинской (Vat. Palat. lat. 3, f. 5, посл. четв. XI в.; илл. 17 ), Библии из Пантеона (Vat. lat. 12958, f. 4v, сер. XII в.; илл. 18 ), из Тоди (Vat. lat. 10405, f. 4v, 1-я четв. XI в.; илл. 19 ), Санта-Чечилия-ин-Трастевере (Vat. Barb. lat. 587, f. 5, XI — 1-я четв. XII в.; илл. 20 ), из Чивидале (Cividale, Museo Archeologico Naz, Cod. Sacr. I/II, f. 1 [320]; илл. 21 ), из Перуджи (Perugia, Bib. com. cod. L.59, f. 1r, сер. XII в.; илл. 22 ); еще из двух Библий XII века: Библии из Библиотеки Анджелика в Риме (Angelica, cod. 1273, f. 5v) и Библии из флорентийской Лауренцианы (Bib. Med. Laur., Edili 125). Исследователи связывают появление многорегистровых фронтисписов в атлантовских Библиях Рима с непосредственным влиянием каролингских образцов, в частности Библии Сан-Паоло-фуори-ле-Мура (Codex membranaceus saeculi IX) [321], хранившейся в базилике с 873 года. В группу «римского типа» входят также и памятники монументальной живописи — фрески Рима и Лация того же времени: цикл Творения в базилике Сан-Джованни-а-Порта-Латина (Рим, посл. четв. XII в.; илл. 23 ), фрески Скала-Санта в Латеране (1130 г.), Сантуарио-делла-Мадонна в Чери (Лацио, 1-я пол. XII в.; илл. 24 ), оратория Фомы Беккета в крипте собора в Ананьи (после 1173 г.; илл. 25 ) — вплоть до появления цикла этого типа во фресках верхней базилики в Ассизи конца XIII века. Все эти памятники образуют достаточно целостную группу, традиционно возводимую непосредственно к фрескам Сан-Паоло. Й. Зальтен [322]причисляет к памятникам «римского типа» также и две испанские Библии XI века: Библии из Сан-Пере-де-Родес (Paris, Bib. nat., cod. lat. 6, f. 6) и Риполлского монастыря (cod. Vat. lat. 5729, f. 5v) — однако мы будем рассматривать эти два достаточно обособленных примера отдельно в следующей части. К этому же типу относится уникальный памятник, непосредственно связываемый с иконографией фресок базилики Сан-Паоло, так называемый Константинов крест (Латеран, Санкта Санкторум, XII или XIII в.; 73).