Марк Уральский - Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Е) В других отделах обещали участвовать Керенский, Авксентьев, Николаевский, Вишняк – в первой книге. Надеюсь, Вы ничего не будете иметь против того, чтобы и я дал статью, кроме участия в художественном отделе. Бьггь может, дадите и Вы? На обещание Ростовцева я плохо надеюсь. Карпович обещал пока лишь дать что-либо для библиографического отдела, который мы общими силами должны сделать большим и хорошим.

Ж) Стихи – Ваше дело.

Кажется, все. Жду Вашего подробного ответа. Если Вы не возражаете, я сговорюсь с одной из типографий и тогда сдам в набор то, что уже есть: Бунина, свое. Откладывать до Вашего возвращения нет возможности: и набирать сейчас легче и дешевле, и, главное, работают здесь необычайно медленно. Разумеется, это лишь в том случае, если я получу эти 500 долларов. Если их получите Вы, пошлите часть мне, так как расходы будут немедленно в случае сдачи в набор. Формат, думаю, типа «Русских записок» 355 355 «Русские записки» издавались в Париже и Шанхае в 1937–1939 гг. при ближайшем участии Н.Д. Авксентьева, И.И. Бунакова, М.В. Вишняка и В.Д. Руднева. . Быть может, шрифт поубористее даже в художественном отделе. Если Ваши главы готовы, пришлите и их для сдачи в набор.

Писать ли уже Толстой и Сирину? Тогда надо тотчас платить им и деньги. Но это дела не меняет. Керенский, Авксентьев, Вишняк должны естественно писать лишь в самое последнее время, чтобы статьи безнадежно не устарели. Теперь другое. Я получил письмо от Кодрянской. Она получила письмо Бунина. Я в ужасе: у него уже почти не осталось от 500 долларов, собранных «Таймс»!! Я думал, их хватит до весны. Он говорит, что треть поглотили налоги, и умоляет собрать еще. Что нам делать? Как Вы? Как Ваше здоровье, дорогой Михаил Осипович? Мое – «так себе», и дела более чем плохие, так как я прогулял две недели и не написал там ни строчки, – да и здесь летнее затишье. Т<���атьяна> М<���арковна> и я шлем Вам самый сердечный привет.

Сотрудничество Марка Алданова с Марьей Самойловной закончилось не только разрывом личных отношений, – а они считались «близкими друзьями» в течение добрых 30 лет! – но и денежным спором, о чем Алданов сообщает в своем упомянутом выше письме от 1949 г. Г. Лунцу:

Непременно привлек бы ее к третейскому суду по вопросу о деньгах, но очень не хочется это делать по двум причинам: 1) Вообще неприятно вести третейские суды, да еще о денежных делах, и утруждать ими друзей, 2) Я чувствую, что она «процессом» воспользовалась бы для прекращения своих расходов на «Н.Ж.»: ей и страшно хочется оставаться секретарем и хозяйкой салона журнала, и страшно не хочется докладывать деньги. Если бы оказалось, что надо еще выложить мне без малого 400 долларов, она, боюсь, заявила бы, что разорена и больше тратиться не может. Таким образом могло бы выйти, что я, взыскав долг мне, повредил бы идейному делу. Однако такая возможность не исключается [АЛДАНОВ (ХIХ)].

До третейского суда дело все же не дошло, а деньги, из-за которых шел спор между Алдановым и Цетлиной, в конечном итоге были отданы Алдановым нью-йоркскому Литературному фонду в качестве пожертвования.

Несмотря на умаление лично Алдановым деловых заслуг Цетлиной, ее ключевая роль в деле становления и выживания «Нового журнала» отмечается всеми свидетелями времени. Так, например, третий главный редактор журнала (с 1959 г.) Роман Гуль пишет:

«Новый журнал» и я лично должны с любовью вспоминать Марию Самойловну, сыгравшую большую роль в жизни журнала. В 1942 г. в Нью-Йорке муж М.С. – писатель М.О. Цетлин на свои средства начал издание «Нового журнала», в чем большую помощь ему оказывала Мария Самойловна. Когда в 1945 г. М.О. скончался, Мария Самойловна продолжала начатое им дело издания свободного русского «толстого» журнала, отдавая этому много сил, средств и времени. <���…> В 1950 году я с женой приехали из Парижа в Нью-Йорк и Мария Самойловна вскоре предложила мне войти в редакцию. <���…> М.С. оставалась издателем до тех пор, пока фордовский фонд материально не пришел журналу на помощь [ПАРХОМОВСКИЙ (I). С. 293].

На начальном этапе формирования редакции журнала предполагалось, что еще одним соредактором будет А.Ф. Керенский, также переехавший из Франции в США. Но он поставил условие: либо будет единоличным редактором, либо вообще не войдет в редакционную группу. Для основателей журнала такое условие было неприемлемо, и они стали его первыми главными редакторами. У М. Алданова было несколько вариантов названия: «Русский журнал», «Свобода» и другие. Остановились на варианте, звучавшем наиболее нейтрально и все же указывающем на преемственность, на связь нового начинания со старыми «Современными записками». Часть редакционного портфеля парижского журнала оказалась в распоряжении М. Цетлина. У «Современных записок» было пять редакторов. Двое – М.В. Вишняк и Н.Д. Авксентьев – опубликовали свои статьи уже в № 1 «Нового Журнала». Большинство авторов этого номера – прозаики, поэты, публицисты, печатавшиеся в «Современных записках». Среди них – дочь Льва Толстого Александра Толстая, В. Набоков-Сирин, М. Осоргин, поэтессы С. Прегель и Т. Остроумова, историк Б. Николаевский, культуролог и историк Г. Федотов, прозаик и журналист С. Поляков-Литовцев, публицист С. Иванович, общественные деятели В. Зензинов и А. Керенский. Как видно из этого перечня, «Новый Журнал» не стремился стать изданием чисто литературным. Кроме прозаиков, поэтов, критиков и историков литературы, в нем сотрудничали философы, богословы, социологи, политологи, юристы, искусствоведы, композиторы, художники. Однако литература всегда оставалась композиционным центром каждого номера. На начальном этапе печаталось немало статей политического характера. В дальнейшем политики становилось меньше, литературы – больше.

В № 1 в предуведомлении под заголовком «От редакционной группы» был очерчен характер журнала. Он определяется тремя ключевыми словами: Россия – свобода – эмиграция. «Наше издание, начинающееся в небывалое, катастрофическое время – писали редакторы, – единственный русский «толстый» журнал во всем мире вне пределов советской России <���…>. Это увеличивает нашу ответственность и возлагает на нас обязанность, которой не имели прежние журналы». Обязанность эта, по мысли основателей, состоит в том, чтобы предоставить страницы «Нового Журнала» писателям самых разных взглядов. Исключения из этого плюралистического подхода составляют лишь те, кто сочувствует национал-социализму или большевизму.

Далее определялось отношение эмигрантского журнала к России: «Все наши мысли – с ней». «Мы всей душой желаем России полной победы. Каждое ее поражение, каждую ее неудачу мы воспринимаем как большое несчастье, каждую победу как великую радость». Но преступления советской власти даже в тяжелейший для страны военный период замалчивать не следует. Литераторы-эмигранты призваны высказывать правду о России. В этом обязанность свободного человека и патриота. «Мы считаем своим печальным долгом говорить о том, о чем не могут сказать <���…> оставшиеся в России». Иначе «нам было бы впоследствии стыдно смотреть в глаза миллионам русских людей, находящихся в советских тюрьмах и концентрационных лагерях». Что касается эмиграции, то наша цель, – писали редакторы, – ее единение ради помощи России.