Коллектив авторов - Литературоведческий журнал №35 / 2014

В дальнейшем в поэме сообщается, что князь погибает, пронзенный русским копьем. То, что русские солдаты в поэме используют мечи и копья наравне с пушками и ружьями, по-видимому, не смущало юного Лермонтова. Он пока еще не стремился к реалистически точному изображению батальных сцен. Скорее всего, он просто использовал вычитанные им в других произведениях типовые фразы, которые могли бы подойти почти к любой битве. Исследователи отмечают в поэме «заимствования из произведений И.И. Козлова (“Княгиня Наталья Борисовна Долгорукая”, 1828; “Чернец”, 1826), К.Н. Батюшкова (пер. “Сна воинов” из поэмы Э.Д. Парни “Иснель и Аслега”, 1811), И.И. Дмитриева (“Освобождение Москвы”, 1797; “Причудница”, 1794), В.А. Жуковского (“Двенадцать спящих дев”, 1817), Дж. Байрона (“Абидосская невеста”, в пер. Козлова)» 9 9 Назарова Л.Н. «Черкесы» // Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва «Сов. Энцикл.» – М.: Сов. Энцикл., 1981. – С. 612–613. – С. 612. . Однако, как уже говорилось выше, заимствований в строгом смысле этого слова у Лермонтова нет. Отдельные слова и выражения у любимых авторов ему настолько нравятся, что прочно входят в его собственную эстетическую систему и потом используются им как свои собственные .

Важно отметить и то, что в этой поэме впервые в лермонтовском творчестве возникнет мотив клятвы: князь не просто выражает желание освободить брата, но и клянется в этом именем Пророка Магомета. Произнося слова клятвы, герой открывает глубины собственной души, свои заветные желания. В этот момент он предстает величественным, непохожим на окружающих людей, ему словно открывается его судьба. В дальнейшем так будет изображена и клятва Вадима в поэме «Последний сын вольности». Но данный обет может и погубить человеческую душу, как это произошло с Хаджи-Абреком, поклявшимся любой ценой отомстить Бей-Булату. И наконец, слова клятвы, при всей их внешней красивости и торжественности, могут произноситься неискренне, как знаменитая клятва Демона («Клянусь я первым днем творенья…»), которую он приносит уже после спора с Ангелом, когда «в душе его проснулся старинной ненависти яд» (III, 472), и он добивается уже не любви Тамары, а власти над ее душой. Следовательно, герой (или антигерой), дающий клятву, его душевное состояние, причины, заставившие его клясться, – все это возникало в творчестве Лермонтова на разных этапах, однако в зависимости от авторского отношения к герою изображалось по-разному.

Помимо поэм, в 1828 г. Лермонтов написал несколько стихотворений. Образный строй двух из них – «Заблуждение Купидона» и «Цевница» – отличается от того, который в сознании читателя прочно ассоциируется с лермонтовским. Здесь и персонажи древнегреческой мифологии (Эрот, музы, грации, зефиры), и средиземноморские пейзажи (беседка среди акаций и роз). Возможно, эти стихотворения были написаны под влиянием учителя Лермонтова, С.Е. Раича, который в своих произведениях ориентировался на античные образцы.

Словосочетание «черемуха млечная» в стихотворении «Цевница» вполне могло быть подсказано стихотворением С.Е. Раича «Весна», опубликованным в 1827 г. в его альманахе «Северная лира»:

В стихотворении «Весна» изображается похожий пейзаж – беседка, окруженная розами. Однако у Лермонтова стихотворение «Цевница» несет в себе совсем иную идею. С.Е. Раич в «Весне» зовет наслаждаться жизнью, пока еще длится весеннее цветение:

Лермонтов же в своем стихотворении скорбит по уже ушедшим радостям жизни:

Таким образом, стихотворение, близкое по поэтике и по образному строю творчеству С.Е. Раича, оказывается при этом лермонтовским по духу. Лирическое «я», его разочарование, воспоминания о минувших счастливых днях – все это вполне соотносится с образом «лермонтовского человека», но вместе с тем – и с «человеком Жуковского», задумчивым и склонным к меланхолии юношей.

Влияние С.Е. Раича на юного поэта заключалось также в том, что он привил Лермонтову интерес к итальянской тематике. «Раич более тяготел к итальянской культуре. В.Э. Вацуро справедливо называет Раича проводником итальянского влияния в русской поэзии. С. Гардзонио говорит о раичевском итальянофильстве» 12 12 Резник Н.А. М.Ю. Лермонтов и его спутники: Жизненные и творческие связи. – Ханты-Мансийск, Информационно-издательский центр, 2004. – С. 68. . Однако В.Н. Аношкина указывает на то, что в гораздо большей степени итальянские мотивы были близки К.Н. Батюшкову, и именно под его влиянием они появились в творчестве С.Е. Раича, «наследника и во многом союзника Батюшкова в поэзии» 13 13 Аношкина В.Н. Итальянский мотив в поэзии К.Н. Батюшкова // Мир романтизма: Сб. науч. тр.: К 50-летию научно-педагогической деятельности профессора И.В. Карташовой. – Тверь: Твер. гос. ун-т, 2011. – Т. 16 (40). – С. 34–47. – С. 45. . Итальянские мотивы имели для К.Н. Батюшкова не только эстетическое (он восторгался красотой итальянского языка), но и важное нравственное значение. Итальянский поэт Торквато Тассо «был для Батюшкова моральной опорой, моральным образцом» 14 14 Там же. – С. 43. . Увлечение итальянской поэзией означало для К.Н. Батюшкова «любование красотой природы, величием человеческих душ, любящих сердец» 15 15 Там же. – С. 45. , «воплощение прекрасно гармонических, христиански возвышенных устремлений человеческой души» 16 16 Там же. – С. 47. .