Степан Козловский - История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц

Этим требованиям в основном удовлетворяет методика, применяемая при изучении исторической информации в контексте исследований относительно нового для нашей страны научного направления «Устной истории», в котором довольно большое место занимают «социологические» приемы работы с историческими источниками (интервью и т. д.).

По мнению Д. П. Урсу, изложенному им в статье «Методологические проблемы устной истории», к данному направлению можно причислить: «— исторические традиции старописьменных народов Европы и Азии, бывшие когда-то устными, но затем угасшие и сохранившиеся только в записи. К ним относятся русские былины, саги северных народов, эпические сказания народов Западной Европы, хадисы арабов». [99] Урсу Д. П. Методологические проблемы устной истории // Источниковедение отечественной истории, 1989. — М.: Наука, — С. 3 — 32.; С. 5.

В конце XIX — начале XX вв. в дореволюционной России и СССР имел место всплеск работ, посвященных записи и анализу «устной истории», происходивший в контексте изучения фольклора. К сожалению, этот период оказался недолгим:

«С разгромом в конце 1920 — начале 1930-х годов, такая деятельность, по существу, прекратилась. И не потому, что иссякла память и ушли из жизни люди, которые могли поведать интересное о прошлом. А из-за того, что в период сталинских репрессий о многом и о многих нельзя было напоминать, спокойнее было молчать. Если же и продолжали прибегать к приему устной истории, то обычно подделывались под схему, навязанную информатору, а соответственно и спрашивающему, официальными историческими документами». [100] Шмидт С. О. Путь историка. Избранные труды по источниковедению и историографии. — М.: РГГУ, 1997. — С. 106.

Вместе с тем, проведение исторических исследований без учета направления «устной истории» методологически неправильно, поскольку, как отметил И. Д. Ковальченко:

«Из всей циркулирующей в обществе в тот или иной момент информации часть оказывается зафиксированной на различных материальных носителях, а часть — незафиксированной (устной)». [101] Ковальченко И. Д. Исторический источник в свете учения об информации (к постановке проблемы). С. 136. // История СССР. 1982. № 3. — С. 129–148.

Специфику сферы применения «устной истории» и ее современное значение очень точно охарактеризовала Д. Никитина:

«… устная история наиболее эффективна в случаях необходимости заполнения лакун, возникающих когда „уже нет“, или „еще нет“ письменных или других традиционных источников. Особое значение она приобретает при исследовании не фактов истории (в их традиционном понимании), а фактов сознания или других процессов, которые трудно исследовать методами и подходами ортодоксальной науки. Образ мышления, поведенческие структуры, аксиологические категории, образ жизни, сферы интимного, структуры повседневности длительное время трактовались как не имеющие истории и не могущие стать предметом ее изучения. Но сегодня необходимость изучения всего того неуловимого и недоступного, что заключено во внеписьменных и нефиксируемых сегментах жизни, стала очевидна». [102] Никитина Д. Проблемы устной истории на VII международной конференции // История СССР. 1990. № 6. — С. 210–216; С. 211.

По мнению Д. П. Урсу, понятие «устная история» имеет слишком широкое толкование:

«Термин „устная история“ нельзя признать вполне удачным, поскольку грань между устной речью и записанным словом достаточно условна, особенно в отношении к далекому прошлому… в зарубежной историографии проблемы царит методологическая путаница: иногда понятия „устная историческая история“, „устные исторические традиции“, „устные свидетельства“ применяются как синонимы, иногда — как отличные друг от друга». [103] Урсу Д. П. Методологические проблемы устной истории // Источниковедение отечественной истории, 1989. — М.: Наука, — С. 3 — 32; С. 4.

Таким образом, современная наука постепенно приходит к разделению направления «устной истории» на сегменты. Условно их можно разделить на три основные части:

• Первый сегмент ориентирован на сбор и анализ «живых впечатлений» о новейших событиях и процессах.

• Второй сегмент представлен в виде материалов опроса очевидцев тех или иных заметных событий эпохи.

• Третий сегмент описывает события далекого прошлого путем сбора и анализа свидетельств «семейной», «родовой», «коллективной» памяти, а также записи рассказов о впечатлениях очевидцев, дошедших до нашего времени благодаря нескольким поколениям хранителей устной традиции.

В настоящее время близкая по значению методика с небольшими поправками используется в отношении саг Е. А. Мельниковой, [104] См. также: Мельникова Е. А. Меч и лира. Англосаксонское общество в истории и эпосе. — М.: Мысль, 1987. — 203 с. Т. Н. Джаксон, [105] См. также: Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе: (середина XI–XIII вв.). — М.: Наука. 1993. — 302 с. Г. В. Глазыриной [106] См. также: Древняя Русь в сете зарубежных источников. — М.: Логос. 1999. — 608 с. и другими исследователями скандинавского эпоса.

За основу формирования методологии изучения эпоса, по всей видимости, целесообразно принять комплекс методик, применяемых в исследованиях «третьего» сегмента направления «устной истории» и методологические положения В. Я. Проппа и Б. А. Рыбакова, суть которых заключается в том, что эпос отражает «идеи» социума, но эти идеи зависят от конкретных исторических условий.

В качестве основных в данном исследовании применяются: метод структурно-функционального и генетико-социологического анализа. Наиболее близок по смыслу к применяемой в отношении эпоса методике так называемый «историко-социологический» метод, о котором заявляли в начале XX века А. В. Марков и Б. М. Соколов.

Научная новизна. Данная работа является одним из первых исследований по истории социальной практики домонгольской Руси, нашедшей свое отражение в эпосе — устной исторической традиции. Научная новизна во многом определяется применяемой при его анализе методологией нового научного направления — «устной истории», в рамках которого появилась возможность показать развитие «идей» эпической социальной практики как отражение развития «идей», реально существовавшей социальной практики Древней Руси.

Идея является социальным фактом, продуктом деятельности общества. Предполагается, что в былинах отразились типичные социальные факты домонгольской Руси. Типичные социальные факты являются историческими, но могут быть отнесены к широкому временному отрезку (эпохе) или нескольким периодам, поэтому при междисциплинарном подходе к исследованию в целом основной подход к эпическим материалам историко-социологический.