Эрик Дэвис - Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху

Сеть в конечном счете все еще находится в состоянии становления, и в этом ее сила. Бесконечные несовершенства Сети, ее протекающие трубы и обнаженные провода не столько препятствуют реализации утопических отношений, сколько способствуют сохранению ее безумных, алхимических и новаторских в социальном плане возможностей. Разрывы и прорывы, порождаемые бесконечными мутациями технологии, как можно надеяться, помешают предсказуемому императиву потребительской культуры преобразовать киберпространство в торговый центр. Бесконечная вереница вирусов и несовместимых протоколов может создать достаточно помех на линии, чтобы не дать загипнотизировать нас любым возникающим суррогатам страны чудес, и напомнить нам, что утопия — не по ту сторону волшебного зеркала, а в виртуальных образах, заключенных в наших потенциальных и все более коллективных «я».

Сегодня ангелы повсюду. По всей Америке простые люди сообщают о спасительных вмешательствах Небес и глубоких духовных встречах с загадочными созданиями света. Возникла настоящая индустрия ангелов — значки с серафимами, пособия «Помоги себе сам», обильно иллюстрированные ежедневники в манере прерафаэлитов, карточки и календари, а также популярный сериал на CBS «Прикосновение ангела». Хотя ангел остается могущественной и сверхъестественной фигурой, многие из современных нам экземпляров — не более чем круглолицые нахалы и страдающие анорексией сильфиды в стиле нью-эйдж. Напрасно мы будем искать сияющих гигантов Блейка, возвышенных интеллигенции Псевдо-Дионисия или ослепительных форм шиитских суфиев. Хотя мистики и церемониальные маги описывают встречу со своим ангелом-хранителем как всерьез леденящий душу опыт, те контактеры, о которых мы слышим в «Шоу

Опры Уинфри» или в «Новостях недели», слишком часто, кажется, довольны тем, что убедились, что эти воздушные мешки существуют.

Однако было бы. ошибкой воображения относить возвращение престолов и властей на счет экономического затягивания библейского пояса или зависти христиан к аудитории, которую собирают телеканалы. Готовится что-то иное. По-гречески ангелос означает «посланник», и ангелы традиционно рассматривались как светоносные агенты Логоса, представители порядка, коммуникации и знания. Ангелы, проявляя свойственную Гермесу готовность прийти на помощь, являются посредниками между недостижимым, но всеведущим божеством и земными сферами, где люди с трудом пробираются во тьме. Именно по этой причине столь многие маги и представители каббалы зажигали в полночь свои лампады, пытаясь вступить в контакт с этими светоносными бюрократами. Подобно Джону Ди, они искали «общества и сообщений от Ангелов Божиих». Поэтому, возможно, не случайно, что эти посредники вернулись в наши датапо-калиптические дни, поскольку они образуют сияющие иконы единственной веры, которую сохраняют сегодня многие люди: веры в то, что информация и коммуникация каким-то образом спасут нас.

В действительности Лэнгдон Уиннер и сам не подозревал, насколько он прав, когда описывал «почти религиозное убеждение» сегодняшнего общества в эффективности и благе информационных машин. Народные и даже утопические надежды, вложенные в информационную технологию, и в особенности в Интернет, имеют своим источником глубокую веру в силу и ценность человеческой коммуникации, ее способность преодолевать границы, волновать умы, вдохновлять интеллект, а также одновременно расширять и укреплять границы «я» и сообщества. Конечно, коммуникация — чрезвычайно сложное и запутанное дело, полное обмана и помех, и наша современная идеология эффективного и продуктивного обмена информацией зачастую игнорирует эту богатую и волнующую неоднозначность. Но даже если коммуникация стала в значительной степени односторонним фетишем, наша страсть к ней становится более глубокой.

Американский прагматист Джон Дьюи выразил эту страсть, когда написал, что «из всех видов деятельности удивительнейший — это коммуникация. То, что результатом коммуникации должно быть соучастие, — чудо, перед которым бледнеет пресуществление» 222. На первый взгляд Дьюи выражает явно светское чувство, присущее американцам, ставя коммуникацию в один ряд с библиотеками, ратушами и свободой прессы, которые способствуют построению демократического идеала публичного пространства голосов, которое позволяет сообществам установить связь друг с другом, а индивидам — представлять самих себя. Но хотя эта концепция коммуникации остается светской идеологией, неотъемлемой частью нашего плюралистического мира крикливой демократии и гипермедиа, ее чудесная способность устанавливать связь между умами наделяет ее духовной силой. Коммуникация продолжает привлекать нас отчасти потому, что она несет в себе семена общности: преодоления одиночества и отчуждения, вовлечения нас в коллективные тела, основанные на сочувствии, разуме и взаимоуважении. Выражаясь символически, это обещание коммуникации во многом черпает свою энергию из той самой религиозной традиции, с которой защитники свободы слова и другие либеральные сторонники коммуникации сегодня так часто оказываются по разные стороны линии фронта, — из христианства.

Противопоставление у Дьюи коммуникации и чуда пресуществления скрывает эту более глубокую симпатию. Пресуществление — католическая доктрина, гласящая, что, участвуя в евхаристии, ритуальном вкушении вина и хлеба, которое составляет интерактивный центр мессы, мы получаем опыт святого причастия к телу Христову. Протестанты отказались от мистической веры в буквальный смысл причастия, объявив евхаристию символическим актом. Но все христиане ощущают резонанс с рассказом, к которому восходит этот ритуал, — с Тайной вечерей, когда Иисус преломил хлеб и разделил чашу вина со своими друзьями и учениками в вечер, предшествовавший его смерти. Несмотря на страдание и предательство, предполагаемые в этой сцене (или, возможно, из-за нее), странное приглашение Иисуса разделить его тело и кровь остается мощным символом общности всех людей. Когда ранние христиане учредили таинство евхаристии, священное вкушение вина и хлеба представляло собой нечто большее, нежели мистическое воспоминание или простой акт памяти: это был также роскошный пир, глубоко человечное торжество единства общины, и, таким образом, это был тот самый образ соучастия, который Дьюи отождествляет с результатом коммуникации.

По контрасту с либеральными и светскими целями плюрализма, однако, христиане были так убеждены в ценности своего своеобразного пира, что постоянно настаивали, что каждый человек должен присоединиться к ним или он будет проклят. В действительности, несмотря на раскол между Восточной и Римской церквями и почти бесконечными разновидностями протестантства, христианство остается, наряду с исламом, религией с самыми глобальными и тотальными устремлениями. Сегодня на Земле больше христиан, чем последователей любого другого религиозного вероисповедания, и эта религия продолжает распространяться, особенно за пределами взрастивших ее ближневосточных и европейских стран. С исторической точки зрения христианство во многом обязано своим глобальным охватом насилию: своей беспощадной нетерпимостью к язычникам, иудеям и неверующим в пределах христианского мира и своему сговору с колониальной властью за этими пределами, где завоевание других культур, как правило, означало также их принудительное обращение в свою веру. Но любое рассуждение о феноменальном успехе этой религии должно также принимать во внимание коммуникативную силу христианства. Со времен первых евангелистов, которые странствовали по Римской империи, провозглашая керигму, «благую весть» о спасении, осуществляемом Богом через Христа, священники и миссионеры посвятили себя обращению других в свою веру и проповеди евангелия, во всех ее многогранных формах, с рвением, равного которому не было в истории религии. Хотя сегодня, вероятно, все люди, за исключением отшельников, получили это послание, евангелизм остается мощным религиозным призванием для многих христиан, особенно для протестантов. Евангелическая деятельность принимала множество противоречивых форм на протяжении сложной истории христианства, но она также должна рассматриваться как часть общего коммуникационного проекта — распространения евангелия по всему миру.