Эрик Дэвис - Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху

Очевидно, современные технологические матрицы не могут быть охарактеризованы просто как «женские» пространства или возрождение способа действия матери-природы. Такие системы вполне способны поддерживать линейные цели индивидуального возвышения, иерархического управления и патриархальной власти — не говоря уже о войне. Тем не менее, если мы позволим себе пару глотков ликера духа времени, вряд ли покажется случайным, что сеть становится преобладающим технологическим архетипом именно тогда, когда в обществе имеют место рост экологической активности, глубинная экология, гипотеза о Гее и религия Богини, не говоря о экстраординарном успехе современного феминизма, который освободил женщин на рабочем месте и породил непрерывную критику деспотического социального устройства, которое так долго подкрепляло претензии Запада на прогресс просвещения.

В своей книге «Нули + единицы» Сади Плант раскрывает тайную историю женщин и машин, блестяще переписывая историю социальных технологий как киберфе-министскую историю: «не метафорическое и не буквальное, но всего лишь просто материальное собрание нитей, которые вьются сквозь историю компьютеров, технологии, наук и искусств» 269. Книга Плант, вдохновленная древним женским трудом на ткацком станке, представляет собой безумное одеяло истории и постмодернистской футурологии, которое движется взад-вперед от ведьм к телефонным операторам, от текстильного производства к онлайновой сексуальности. Плант уделяет особое внимание Аде Лавлейс, дочери поэта лорда Байрона. В середине XIX века Лавлейс стала первым в мире компьютерным программистом, когда проанализировала и описала вычислительные возможности так и не завершенной аналитической машины Чарльза Бэббиджа, приспособления, которое, как утверждала Лавлейс, «ткет алгебраические модели точно так же, как жаккардовский станок ткет цветы и листья» 270. История технологий, кажется, выбрасывает нас на неожиданный берег: не в мир Одиссея с его многочисленными затеями, но в мир Пенелопы, ждущей у своего ткацкого станка, ткущей и распускающей бесконечную ткань, чтобы разрушить хитрости мужчин.

Хотя технология и инженерия исторически считались мужскими сферами деятельности, Плант утверждает, что цифровые сети и пересечение этих сетей с культурой, экономикой и ДНК подрывают патриархальную повестку дня, которую она отождествляет с контролем, идентичностью и индивидуальным действием. Сетевые технологии и вычислительные устройства взращивают множественности, а не устойчивые идентичности, хотя установленные структуры власти постоянно пытаются сдержать и эксплуатировать эту турбулентность. Работающие женщины всегда были вынуждены выполнять грязную работу сетей: телефонные коммутаторы, клавиши на клавиатуре, сборка микропроцессоров, протоалгоритмы ткацкого станка, даже мультизадачность домашнего труда. За десятилетия до того, как мужчины изобрели электронный мозг, женщин, которые выполняли вычисления, чтобы заработать на жизнь, называли «компьютерами» (computers). Сегодня, когда сложность технологий, предназначенных для увеличения человеческого контроля, напротив, порождает непредсказуемый хаос, цифровые женщины могут обнаружить, что они удивительно соответствуют новому окружению.

Красочную картину, нарисованную Плант, можно считать футуристическим ответом экофеминистам, которые часто принимают неиерархическое системное мышление во имя романтических образов женщин, природы и Богини. Плант — тоже своего рода язычница, но язычница технологическая — она признает, что мы не можем знать, что объединяет хтонические энергии Земли и чуждый разум, который, возможно, уже был сбздан машинами. Алхимия начинается как металлургическое искусство, и в конечном счете ее позднейшие мечты о мистическом спасении и трансурановых элементах формируются на основе архаических действий с одушевленной материей. Мы до сих пор делим древнее время на века меди, бронзы и железа, как если бы сама человеческая история была пеной, выделяющейся при разумной эволюции металлов — процесс, который сегодня выходит за пределы металлических элементов, поскольку мы переходим в эпоху, определяющуюся силиконом, биочипами, кристаллическими решетками и странными субстанциями, просачивающимися из науки о материалах. Тей-яр, возможно, был прав, когда рассматривал технологию как неотъемлемую часть эволюции Земли, как искусственную жизнь, стремящуюся к сложности и даже к разуму. Но он, возможно, сильно переоценил роль человечества в этом плане. Возможно, мы не более чем акушеры, «половые органы мира машин», как выразился Маклюэн.

Наша культурная и психическая жизнь все в большей степени отражает модели и знаки времени мира машин и его расширяющихся сетей. Хотя Брайан Ино был прав, когда сетовал, что в компьютерах до сих пор недостаточно Африки, новейшие модели определенно обучаются выдавать эти полиритмы. Мейнфреймы мутируют в сетевые рабочие станции; роботы учатся исследовать мир через децентрализованные нейронные сети; коммуникация распадается на пакетную передачу данных; централизованная архитектура первых компьютеров фон Неймана начинает уступать дорогу множеству параллельных структур, которые распределяют контроль и умножают соединения. Наши умы стремятся приспособиться к этим новым множественностям. Только вслушайтесь в танцевальную музыку, которую выдают сегодня сэмплеры и цифровые микропроцессоры: электронные ритмы, когда-то характеризовавшиеся точной «механической» монотонностью, расцвели хаотичными ритмическими вихрями драм-н-басс или экспериментального техно, в то время как ди-джеи нарезают и собирают акустических Франкенштейнов из бесчисленных нитей музыкального и слухового кода. Это металлическая машинная музыка для мира из жидкого силикона, обитатели которого учатся следовать ритмам множества разных барабанщиков одновременно.

Множественность царит также и в Интернете, с его растущим многообразием типов медиа, отсутствием управляющего центра и горизонтальными связями, которые он устанавливает между разными сетями, автономными программами и способами выражения. Хотя узость социального состава пользователей Интернета во всем мире ослабляет невероятный потенциал этой технологии, Интернет тем не менее образует культурную и психическую сцену для мультизадачного водоворота голосов и машин, сеть взаимообмена, которая подрывает в той или иной степени устойчивые понятия знания, власти и культурного производства. Исходные коды и условно бесплатные программы распространяются, как семена одуванчика; факты и мнения отправляются в свободное плавание, независимые от академий или четвертого сословия; в переживающей демографический взрыв популяции математических созданий, которые размножаются и состязаются друг с другом; журналы для фанатов гоночных игр и сады с дистанционным управлением отделены только нажатием клавиши от генеалогических баз данных или последних взрывов звездных туманностей. По крайней мере на первый взгляд это немного напоминает хаос.