Шапи Казиев - Повседневная жизнь восточного гарема

На картинах, посвященных гаремной жизни, мы действительно видим наложниц в весьма декольтированных нарядах, что за пределами сераля вызвало бы бурю общественного негодования.

В «Тысяче и одной ночи» описан особый ритуал открывания невесты в семи платьях:

«А затем певицы забили в бубны и засвистали в свирели, — и появились прислужницы, и посреди них дочь везиря; ее надушили и умастили, и одели, и убрали ей волосы, и окурили ее, и надели ей украшения и одежды из одежд царей Хосроев. И среди прочих одежд на ней была одежда, вышитая червонным золотом, с изображением зверей и птиц, и она спускалась от ее бровей, а на шею ее надели ожерелье ценою в тысячи, и каждый камешек в нем стоил богатства, которого не имел тобба и кесарь. И невеста стала подобна луне в четырнадцатую ночь, а подходя, она была похожа на гурию; да будет же превознесен тот, кто создал ее блестящей! И женщины окружили ее и стали как звезды, а она среди них была словно месяц, когда откроют его облака.

А Бедр-ад-дин Хасан басрийский сидел, и люди смотрели на него; и невеста горделиво приблизилась, покачиваясь, и горбатый конюх поднялся, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась и повернулась так, что оказалась перед Хасаном, сыном ее дяди, — и все засмеялись. И видя, что она направилась в сторону Хасана Бедр-ад-дина, все зашумели, и певицы подняли крик, а Бедр-ад-дин положил руку в карман и, взяв горсть золота, бросил ее в бубны певицам; и те обрадовались и сказали: „Мы хотели бы, чтобы эта невеста была для тебя“. И Хасан улыбнулся.

…И прислужницы открыли ее в первом платье, и Хасан уловил ее облик, и она принялась кичиться и покачиваться от чванства и ошеломила умы женщин и мужчин, и была она такова, как сказал поэт:

И это платье переменили и одели ее в голубую одежду, и она появилась словно луна, когда луна засияет, с волосами как уголь, нежными щеками, улыбающимися устами и высокой грудью, с нежными членами и томными глазами. И ее открыли во втором платье, и была она такова, как сказали о ней обладатели возвышенных помыслов:

Затем это платье переменили на другое и укрыли ее избытком ее волос и распустили ее черные длинные кудри, и их чернота и длина напоминали о мрачной ночи, и она поражала сердца колдующими стрелами своих глаз.

И ее открыли в третьем платье, и она была подобна тому, что сказал о ней сказавший:

И ее открыли в четвертом платье, и она приблизилась, как восходящее солнце, покачиваясь от чванства и оборачиваясь, словно газель, и поражала сердца стрелами из-за своих век, как сказали о ней:

И она появилась в пятой одежде, подобно ласковой девушке, похожая на трость бамбука или жаждущую газель, и скорпионы ее кудрей ползли по ее щекам, и она являла свои диковины и потряхивала бедрами, и завитки ее волос были не закрыты, как сказали о ней:

И ее открыли в шестой одежде, зеленой, и своей стройностью она унизила копье, прямое и смуглое, а красотой своей она превзошла красавиц всех стран и блеском лица затмила сияющую луну, достигнув в красоте пределов желания. Она пленила ветви нежностью и гибкостью и пронзила сердца своими прекрасными свойствами, подобно тому, как сказал кто-то о ней:

И ее открыли в седьмой одежде, цветом между шафраном и апельсином, как сказал о ней поэт:

…И ее стали открывать во всех семи платьях, до последнего, перед Бедр-ад-дином Хасаном басрийским, а горбатый конюх сидел один; и когда с этим покончили, людям разрешили уйти, — и вышли все, кто был на свадьбе из женщин и детей, и никого не осталось, кроме Бедр-ад-дина Хасана и горбатого конюха. И прислужницы увели невесту, чтобы снять с нее одежды и драгоценности и приготовить ее для жениха».

Что касается обуви и вообще женских ног, то здесь особое место занимает знаменитая китайская традиция бинтования ступней. Роберт ван Гулик пишет:

«Со времени династии Сун очень маленькие остроконечные ступни стали обязательным атрибутом красивой женщины, и постепенно этот обычай положил начало особой науке о ступнях и обуви. Маленькие ноги женщин стали считаться их самым интимным местом, символом женственности и наиболее сильным центром сексуальности. На эротических картинах времен династии Сун и позднее женщины изображались полностью обнаженными, и даже их наружные половые органы изображались со всеми подробностями, но мне никогда не приходилось видеть или читать о картине, где женщина была бы изображена с неперевязанными ступнями. Изображение этой части тела женщины было строго запрещено. Самое большее, на что мог пойти художник, — это нарисовать женщину завязывающей или развязывающей повязки на ступнях. Такой же запрет распространялся и на изображение голых женских ног, единственное исключение составляли женщины-божества, такие как Гуаньинь. Исключение составляли картинки босоногих служанок».