Шапи Казиев - Повседневная жизнь восточного гарема

«Сегодня лишь немногие паши, следуя традиции или прихоти, позволяют себе варварскую и сладостную роскошь иметь гарем, — писал Джордж Дорис. — Само собой разумеется, первым среди этих привилегированных особ является Повелитель правоверных — счастливый обладатель живой коллекции самых драгоценных образчиков восточной красоты».

Гаремное соперничество владык порой затмевало военное, а в отдельных случаях провоцировало и сами войны, что описал Генрих Гейне в поэме «Али-бей»:

Не удивительно, что разорение захваченных дворцов начиналось с ревизии гаремов, если их не удавалось заблаговременно перевести в безопасное место.

Временами стремительно разраставшиеся гаремы становились «государством в государстве», оказывая решающее влияние на политику. На их содержание уходила весомая доля бюджета страны. Случалось, что гаремы разоряли своих обладателей и приводили к гибели целые державы.

О проблемах, связанных с содержанием гарема, говорится и в «Тысяче и одной ночи»:

«Когда же настала девятьсот тридцать шестая ночь, она сказала: „Дошло до меня, о счастливый царь, что число вельмож, которые мылись с Царем в этот день, было четыреста душ. А количество того, что они дали из динаров, оказалось сорок тысяч, и невольников — четыреста, и рабов — четыреста, и невольниц — четыреста (достаточно с тебя такого дара!), а царь дал Абу-Сиру десять тысяч динаров, десять невольников, десять невольниц и десять рабов“

И Абу-Сир выступил вперед, и поцеловал перед царем землю, и сказал: „О счастливый царь, обладатель здравого суждения! Какое место вместит меня с этими невольниками, невольницами и рабами?“ И царь молвил: „Я приказал это своим вельможам только для того, чтобы мы собрали тебе большое количество денег. Ты ведь, может быть, вспомнишь свою страну и семью и соскучишься по ней, и захочешь поехать на родину, и окажется, что ты взял из нашей страны основательное количество денег, которое поможет тебе жить в твоей стране“ — „О царь времени, да возвеличит тебя Аллах! — сказал Абу-Сир. — Эти многочисленные невольники, невольницы и рабы — по сану царям, и если бы ты велел дать мне наличные деньги, они были бы лучше, чем это войско, потому что люди едят и пьют и одеваются, и сколько бы мне ни досталось денег, их не хватит на содержание этих рабов“».

Редким владыкам удавалось распоряжаться гаремом в соответствии с его предназначением. На то он и гарем, чтобы лишать рассудка своего хозяина. Но когда на престол восходил избранник строгих правил, гарем становился официальным государственным учреждением со строгими правилами и неукоснительной дисциплиной, как в образцовом монастыре.

Так, в 1861 году расточительного и любвеобильного султана Абдул-Меджида сменил Абдул-Азиз, который пообещал ограничиться одной женой, а блистательный гарем прежнего султана переместил из султанского дворца в Старый гарем. Народ принял это как добрый знак, предвещавший избавление от безумств и непомерного влияния прежнего гарема на государственные дела.

Позже султан все же взял себе еще двух жен, но на относительную скромность его жизни это заметно не повлияло. Прогулки на новомодных теплоходах привлекали его больше, чем гаремные страсти.

Главным, а зачастую и единственным посетителем гарема был муж, хозяин дома.

«Приход мужа — настоящая церемония, как и визиты близких родственников, — писал Теофиль Готье. — И поскольку муж никогда не разделяет трапезу со своими женами, то единственное его времяпрепровождение — с важным видом курить наргиле и пить кофе или шербет. По обычаю, муж заранее сообщает о своем приходе. Правда, если он видит, что у дверей гарема стоят чьи-то туфли, он ни за что туда не зайдет, поскольку это означает, что его жена или жены принимают своих подруг, а подруги часто остаются на день или два».

Ислам не предписывает разделение дома на «мужскую» и «женскую» половины. Это скорее дань незапамятным традициям, сохранившимся до наших дней.

Кто-то увидит в этом некую дискриминацию, но разве найдется в мире женщина, которая отказалась бы от собственных покоев, где она может уединиться, отдохнуть или посудачить со своими подругами, что не всегда уместно в присутствии даже любимого супруга, свекрови или детей?

Александр Сергеевич Пушкин поэтично описал жизнь обитательниц гарема в поэме «Бахчисарайский фонтан»:

Но давайте сравним это с тем, что поведала жена великого визиря Кипризли-Мехмет-паши Мелек-ханум в своей автобиографической книге «Тридцать лет в турецких гаремах»:

«У мужчин свои интересы, обычаи и мысли. Между тем как, с другой стороны, у женщин свои, исключительно им принадлежащие. Лица, по-видимому, представляющие членов одной и той же семьи, в действительности не имеют между собой ничего общего, — ни комнат, ни собственности, ни одежды, ни друзей, ни даже общих часов отдыха. Селамлик и гарем представляют собой два совершенно отдельных мира, находящихся рядом, где в каждом из них живут по-своему, мужчины с одной стороны, женщины с другой. Власть главы семейства, если он только в состоянии иметь таковую, представляет собой единственную связь между двумя половинами одного и того же хозяйства. Эта система отделения, на которой основана вся мусульманская семейная жизнь, управляемая лишь преобладающим законом личного интереса, представляет собой такую странную черту, которая не может избежать внимания тщательного наблюдателя. Делается ясным, что степень отделения, существующая в турецких хозяйствах между мужчиной и женщиной, может быть измерена большим или меньшим достатком, в каком живет семейство. Бедный мусульманин, имеющий одну или две комнаты для себя и своего семейства, должен соблюдать экономию, а на этом основании он, как хороший отец семейства, ест, пьет и спит вместе с женой и детьми. Человек же среднего сословия, более обеспеченный, устраивает свой дом более правоверным образом, и там уже замечается более резкая демаркационная линия между ним и его гаремом. Две или три комнаты совершенно отделены от остальной части дома и образуют селамлик и приемную, остальная часть дома — гарем, заповедное место.