Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга

Красивее всех подает эту сказку детский писатель С.П. Алексеев. Сообщив читателям для начала, что «Из­давна русские считались хорошими мореходами. Они совершали далекие плавания и торговали с другими на­родами. Но враги стремились отнять у России выходы к морю...» [17] Алексеев С.П. Небывалое бывает. М., 1980. С. 134. , писатель продолжает прямо-таки эпически: мол, однажды плавали Петр и Меншиков на лодке, там, где потом возникнет Петербург, ходили по островам, и Меншиков провалился в болото, еле стащил ботфорт с ноги. «Петр подошел к кочке, осторожно раздвинул кус­ты, и Меншиков увидел гнездо. В гнезде сидела птица. Она с удивлением смотрела на людей, не улетала.

— Ишь ты! — проговорил Меншиков. — Смелая! Птица вдруг взмахнула крыльями, взлетела, стала носиться вокруг куста».

Тут бедный Меншиков теряет второй ботфорт, при­сел надевать, а Петр отходит в сторону, и...

«— Данилыч! — вновь проговорил Петр.

Меншиков насторожился.

— Здесь у моря, — Петр повел рукой. — Здесь у моря, — повторил он. — Будем строить город.

У Меншикова занесенный ботфорт сам собой выпал из рук.

— Город? — переспросил тот. — Тут, на сих боло­тах, город?!

— Да, — ответил Петр и зашагал по берегу.

А Меншиков продолжал сидеть на камне и смотрел удивленным, восторженным взглядом на удаляющуюся фигуру Петра.

А по берегу носилась испуганная птица. Она то взмывала вверх, то падала вниз и оглашала своим кри­ком нетронутые берега» [18] Алексеев С.П. Небывалое бывает. С. 188. .

Красочное зрелище строительства Петербурга в со­вершенно пустом и диком месте, в краю непуганых птиц, выглядело бы еще лучше, если бы не существовало со­вершенно точных сведений — район Петербурга входит в число самых населенных районов Ижорской земли.

По шведскому плану 1676 года на месте Петербурга и его окрестностей показано 41 поселение разного раз­мера. Одно из них, с финским названием Osadissa-saari — на том месте, где сейчас находится Зимний и на­чинается Дворцовый мост.

В Ниеншанце, самом крупном городе, стоявшем на месте будущего Петербурга, «было много превосходных пильных заводов и там строились хорошие и красивые корабли; помимо шведского, финского и немецкого при­хода, в нем находился и православный с церковью. От Ниеншанца ходил паром на левый берег Невы, к лежаще­му здесь русскому селению Спасскому». Пыляев приво­дит слова некого Миллера: «Не один Любек, но и Амстер­дам стал с Ниеншанцем торги иметь; водяной путь оттуда до Новгорода весьма к тому способствовал; словом, по­малу и русское купечество в Ниеншанце вошло и привело сие место в такую славу, что в последние годы один та­мошний купец, прозванный Фризиус, Шведскому королю Карлу XII в начале его войны с Петром Великим мог взай­мы давать немалые суммы денег, за что после пожалован был дворянством, и вместо прежнего дано ему прозвание Фризенгейм и учинен судьей в Вилманстранде» [19] Пыляев М.И. Старый Петербург. СПБ, 1889. С. 6. .

Население деревень и городов в устье Невы состав­ляло при шведах не меньше 6—7 тысяч человек, и вся­кое строительство на территории Петербурга велось или непосредственно на месте русских и финских де­ревень (деревни при этом сносились), или в непосред­ственной близости от них.

Как видно, о птицах, забившихся в истерике от од­ного вида человека, всерьез говорить как-то не прихо­дится, очередная сказочка, и только. И чересчур хоро­шо понятно, зачем нужна эта сказочка: приписать Пет­ру очередной подвиг Геракла, лишний раз подчеркнуть, что до него было буквально ничего. Так, «пустое фин­ское болото» с птицами, никогда не видевшими человека.

Интересно, что эту сказочку всерьез воспринимали и современники Петра — например, Феофан Прокопович, а уж они-то очень хорошо знали, что находилось на месте Петербурга до Петра, даже если сами и не брали шведских крепостей и не беседовали с русским населением Ижорской земли. Но и не только современ­ники! Авторы двух классических петербургских стерео­типов: про «брега пустынных волн» и про «пустое фин­ское болото» — А.С. Пушкин и Ф.М. Достоевский. Бай­ку про возведение Петербурга на пустом месте повторяют и сейчас, а для населения самого Петербур­га эта история служит убедительным доказательством того, что город их особенный, удивительный и что уж в нем-то обязательно должно происходить что-то совер­шенно необыкновенное.

Но почему эта байка так дорога сердцу россиянина? Причем как в XVIII веке была дорога, так дорога и по сей день? Попробуем ответить на этот вопрос, но чуть позже.

Итак, красивый, грандиозный образ построения Петербурга в ненаселенных «пустынях» совершенно не­верен. И даже животрепещущая история Александра Сергеевича про «одинокий финский челн» очень далека от истины.

То есть финское население здесь очень даже было, конечно. Уже упоминался шведский план, составлен­ный в 1676 году. Согласно плану, на территории буду­щего Санкт-Петербурга показано 41 поселение, и боль­шая часть из них носит финские названия: Rithtiowa, на месте Александро-Невской лавры; Antolala, на месте Волковского кладбища; Avista, на Выборгской стороне, и многие другие.

Многие, казалось бы, вполне русские названия про­исходят от переосмысленных финских слов.

Лахта происходит от финского Lahti — залив; Охта — от Oha-joki. Название острова Голодай — от фин­ского halawa — ивовое дерево. Korpi — необитаемый, пустынный лес по-фински, сохраняется в названии ре­ки Карповки. Есть основания полагать, что и в назва­нии Фонтанки отозвалось ее финское название — Кете, что означает крутой берег.

Но финское население до основания Петербурга, по­хоже, даже не преобладало. Вся местность, лежащая по берегам Невы, еще в XIV—XV вв. входила в Водскую пя­тину Новгорода Великого и имела русское население.

По Столбовскому договору 1617 года русские земли на южном берегу Балтики отходили Швеции. Шведы построили здесь город Ниеншанц при впадении Охты в Неву, но построили его на месте русского торгового го­родка Ниен, опустошенного морскими разбойниками в 1521 году. Русские считали Ниеншанц своим городом и называли его «Канцы». В городе находились шведский, финский и немецкий лютеранские приходы с церквами и русский православный приход.

В Стокгольме даже печатали немало религиозной литературы на русском языке, пытаясь обратить рус­ское население в протестантизм.

Не стоит забывать и немецкое население, весьма многочисленное — по крайней мере в городах. При шведах Орешек-Шлиссельбург и Ниеншанц входили в состав Шведского государства, а находились на рас­стоянии всего сотни километров от городов Эстляндии, где и в Нарве, и в Дерпте-Юрьеве-Тарту всегда было много немцев. Некоторые из них совершенно естест­венно поселялись в Ниеншанце и Орешке, заводили мызы, то есть, попросту говоря, хутора в пойме Невы.