Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга

От картин же петербуржцев явственно исходит ощущение непокоя, незавершенности, устремления ку­да-то за пределы видимого мира. «Небо Левитана» за­ставляет остро переживать, как совершенен и прекра­сен мир. «Небо Остроумовой» позволяет соглашаться, что мир прекрасен, но незавершенность и тревога в этом небе заставляют переживать одновременно и не­кую тревогу. Совершенство в красках? Да. Но не со­вершенство в значении «конечное и высшее состояние». Вот чего нет, того нет.

Дело конечно же совсем не в том, что «московская» природа чем-то отличается от «петербургской» и насы­щена какими-то «флюидами», которых петербургская ли­шена. Петербуржцы всего лишь переносят и на природу свое переживание мира, свое душевное состояние.

Сам город продуцирует стремление от сущего — несовершенного, незавершенного, подлежащего пере­делке, к чему-то если и не идеальному... ну, по крайней мере, в большей степени идеальному, нежели сущест­вующее «здесь и сейчас».

Такая способность отказаться от существующего в пользу еще не бывшего, но лучшего, чем настоящее, может показаться совершенно восхитительным качест­вом ...если не помнить кое-какие особенности россий­ской истории XX века. Именно это качество активно провоцирует и разного рода социальные эксперименты. «Прыгать в утопию», по словам Г.С. Померанца, можно разными способами — не только возводя Петербург, но и дефилируя по его улицам с красными тряпками, порт­ретами разбойников и прочей гадостью.

Очень наивно считать, что плюрализм, готовность предложить множество решений — это всегда хорошо. Что свобода — это безусловное сокровище. Свободен был Андрей Никифорович Воронихин, возводя Казан­ский собор. Свое право принимать разные решения он потратил для того, чтобы возвести прекрасное и удиви­тельное сооружение. Можно привести множество при­меров этого рода; можно заполнить целые книги одни­ми именами, и каждое имя прозвучит как гимн плюра­лизму и свободе.

Но с тем же успехом свободный человек может по­тратить силы и время на безумие, бессмыслицу, действия совершенно деструктивные. Вот покрашу селедку в розовый цвет и подвешу ее к потолку. Моя селедка, что хочу, то и делаю! Вбиваю гвоздь в собственную ногу? И пожалуйста! Мне вот так захотелось, и вбиваю. Что хочу и куда хочу — то и туда и вколочу.

Петербург показывает массу примеров именно та­кого рода. Свобода, плюрализм в культуре, обстановка поиска оборачиваются не только множеством увлека­тельных идей, но и хулиганскими попытками шокиро­вать «почтеннейшую публику» или уходом в никуда.

В 1950-е Петербург был рассадником «стиляг», и в Петербурге эти сопливые создания принадлежали все же к другому общественному слою... Петербургские стиляги были куда более «демократичны» по происхож­дению, вовсе не только детки «начальства».

С 1960-х Петербург становится классическим горо­дом битников, хиппи и прочих «заимствований» с Запа­да — на этот раз без разницы, гниющего или процве­тающего Запада. В Петербурге же зародилось единст­венное российское движение неформалов — «митьки». Причем если хиппи — движение все-таки в основном молодежное, то митьки встречаются даже и пожилые.

И в случае с неформалами все идет, как обычно в Петербурге — город дает быстрее оформиться тому, что и так уже готово родиться во всем русском общест­ве. Это ведь не Александрийский столп и не Дворцо­вый мост (и уж конечно, не тени Воронихина и Монферрана) нашептывали питерскому парню грандиозную идею — напялить грязные джинсы, нацепить на каждую руку по три плетеных браслетика-«фенечки» и отпус­тить грязные патлы до плеч. Эта затея целиком и полно­стью принадлежит самому парню, а для чего он, говоря словами петербургского поэта, «вычудил такое чудо» [110] Шефнер B.C. Миллион в поте лица // Шефнер B.C. Имя для пти­цы. Л., 1977. — второй вопрос.

Не буду вступать в спор — но сколько ни пытался, был не в силах найти в хиппи, битниках или митьках решительно ничего другого, кроме стремления убежать от жизни — потому что жить не хватает ума, знаний, да и просто энергии. То ли все еще «круче» — и видится в поведении неформалов то ли пацанское, то ли люмпен­ское стремление напугать и шокировать «всех остальных».

Это неприятное предположение поддерживается вот чем — среди одеяний и причесок неформалов есть та­кие, которые требуют просто колоссальных затрат вре­мени, усилий, да и денег. Взять тот же «хайратник» — сложнейшую прическу в виде гребня из волос над бри­той в других местах башкой. Бритое покрашено в крас­ный цвет, сам «хайратник» — в зеленый, все это спрыс­нуто лаком для волос — чтобы блестело. И все, и мож­но идти в людное место. Одни хохочут, другие рычат, третьи ругаются... Вот мы и привлекли к себе внимание!

Сердцу «неформалов» очень близко объяснение, что как раз «лохи» и «быки» (это мы с вами) очень заботятся об одежде, а вот они-то как раз — вовсе и нет. Но соз­дание «хайратника» требует столько времени и сил, что тут сразу становится все ясно.

В. Дольник для «неформалов» применяет термин, ро­дившийся при изучении поведения стадных живот­ных, — «молодежная банда» [111] Дольник В. Непослушное дитя биосферы. Портрет человека в компании птиц и зверей. М., 1993. . Суть явления в том, что молодежь, уже вышедшая из детского возраста, но еще и не вполне взрослая, объединяется в специальные группы для решения своих проблем. Члены группы при­мерно равны по месту в обществе, вместе они опасны и для взрослых самцов, и для животных другого вида... В общем, лучше не попадаться.

По моим наблюдениям, у людей в молодежных бан­дах оказываются в основном те, кому не хватает содер­жания для взрослой жизни. Тот, у кого есть хоть какие-то знания и умения, в молодежную банду не пойдет — ему незачем.

Читателю могу дать несколько жестокий, но очень действенный совет: при встрече с носителями «альтернативнои культуры» не проявлять испуг, не показывать, что вы шокированы. Вместо этого проявите веселое удивление, причем в самой легкой форме (в основном не обращайте внимания на «хайратники» и грязные джин­сы) — и шокированы окажутся сами «альтернативщики». Если же с милой улыбкой сказать пару слов о тех, кто вынужден ударяться в форму, не обладая содержа­нием, — тут пахнет нешуточной истерикой.

Можно обожать «неформалов», относиться к ним аг­рессивно или разделять по отношению к ним несколько брезгливое недоумение автора. Но главное — их роди­на, как правило, Санкт-Петербург. И митьки, и ранний Б.Г., невероятно пугавший и раздражавший обывате­лей. И те молодежные группы, в сравнении с чьим во­пиюще немузыкальным воем уже и Б.Г. показался очень милым и чуть ли не традиционным...