Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга

И сегодня, как и всю прежнюю историю Петербур­га, в нем очень силен интерес к явлениям, над которы­ми никак не властен человек. Сильный, порой болез­ненный интерес к потустороннему заставляет домысли­вать и достраивать урочище, наполнять его новыми смыслами. И в то же время позволяет осознавать свою преемственность от живших ранее.

То есть урочище в данный момент продолжает и всегда будет «продуцировать» новые мифы и создавать новые привидения. В петербургском городском урочище неизбежно возникает городской фольклор вполне определенного типа, заданного особенностями этого урочища. Уверен, что «городом призраков» Петербург останется и в третьем тысячелетии. Каждая эпоха най­дет свои способы использовать потенциал урочища и выдвинет героев и «героев», которых поместит в ее про­странство.

Давайте сделаем одно ненаучное, невероятное, неприличное предположение... Давайте предположим, что после смерти человека от него могут отделяться ка­кие-то «энергоинформационные сущности». Не будем даже спорить о том, что это за сущности, какова их природа и так далее. Сделаем вполне спекулятивное, заведомо недоказуемое (и неопровержимое) предполо­жение: они существуют.

Ведь и в этом случае Санкт-Петербург обречен стать самым богатым на привидения городом! Ведь Санкт-Пе­тербург отвечает двум важнейшим требованиям к тому, чтобы такие «энергоинформационные сущности» появ­лялись в нем и задерживались надолго.

Одно из самых загадочных особенностей призра­ков — почему в роли призраков оказываются чаще все­го представители верхов общества или связанные с ни­ми люди?! Лично я вижу этому только две причины.

Первая состоит в том, что большинство населения всю историю и Европы, и России обитало в жилищах, не подходящих для появления привидений. Опыт, сис­тематизация явления показывают: привидения чаще всего появляются в каменных домах и почему-то осо­бенно сложенных из песчаника.

Деревянные жилища почему-то меньше способству­ют появлению привидений. К тому же они, увы, совсем недолговечны.

Сооружения из песчаника, сложенные из камня с большим содержанием кварца, словно притягивают при­видения. Англия — классическая страна призраков имен­но по этой причине. В ней очень много старинных зданий из такого камня. Одно из таких зданий расположе­но в городе Хайде, в английском графстве Чешир. Там стали ремонтировать одну из стен в старом доме, сло­женном из песчаника, и в доме стала появляться жен­щина в платье викторианской эпохи. С окончанием ре­монта привидение исчезло. Но когда владелец стал ла­тать дыры в той же самой стене, он увидел, как по комнате движется та же самая женщина.

Вторая причина, которую я могу назвать, — это уровень развития личности человека. Разумеется, души людей не становятся другими из-за того, что эти люди образованны, умны или занимают в обществе престиж­ное положение.

Но люди бывают умнее или глупее, одних обурева­ют сильные страсти, другие всю жизнь холодны, как брюхо лягушки. Душу можно развивать, упражнять, учить! Грубо говоря — душа у человека из «верхов» об­щества точно такова же, как и у человека из низов. Но чем более развита душа, чем она «крупнее», тем больше вероятность, что и после смерти человека «что-то» оста­нется там, где он жил.

Я совершенно не настаиваю на этих двух объясне­ниях. Очень может быть, что все это — только неуклю­жие самодельные догадки, и не более того, а истина ле­жит в каких-то совершенно иных причинах, которые я «благополучно» пропустил. Но мне не удалось устано­вить никаких других причин, по которым высшие слои общества несравненно чаще порождают привидения, чем низы.

А если принять предположение — то становится по­нятным, почему в Петербурге призраков больше! Здесь всегда жило много не самых глупых и не самых безду­ховных людей России. В том числе и не только из выс­ших сфер. Когда умирал А.С. Пушкин — у его дома стояла толпа в несколько сотен человек, и большинство из них были дворники, прислуга, лакеи, разнорабочие, извозчики. В Петербурге и простонародье было грамот­но и любило читать.

В Петербурге очень много мест, где люди с тонкой нервной организацией чувствуют себя несколько неуютно. С равным успехом можно сказать, что они просто психи и что они чувствуют присутствие каких-то иных сущностей. Но это все — объяснения факта. А сам факт вот таков — люди с тонкой нервной организацией в Пе­тербурге чувствуют себя неуютно чаще, чем в других го­родах.

Наверное, иной читатель захочет возразить: сей­час роль Петербурга в интеллектуальной жизни России вроде бы вовсе не чрезвычайная. Более того — всякий, кто достаточно хорошо знаком с городом, знает таких обитателей Петербурга, которых невозможно отнести не только к интеллектуальной элите, но даже просто к числу вменяемых людей.

Моя знакомая риэлтор (родом из Пскова) рассказы­вала о расселении квартиры, в которую приходилось входить в респираторе: жители пропили унитаз. Мои рассуждения об исключительности Петербурга моя зна­комая отнесла за счет недостаточного знания города.

Состав населения Петербурга производит более сильное впечатление на расстоянии: приезжий, осо­бенно интеллигентной профессии, имеет дело с вер­хушкой интеллектуальной элиты. А поселившись в го­роде, мгновенно обнаруживает, что в городе живут весьма разнообразные личности. Исторический центр Петербурга по-прежнему чарует, но в старом фонде полно не только интеллигентных старушек, но и крыс. Не в переносном смысле, а самых натуральных крыс... Таких, с длинными голыми хвостами. А на одну интел­лигентную старушку приходится пятеро сварливых злобноватых бабок и не меньше запойных пролетариев.

Даже сама интеллектуальная элита при ближайшем рассмотрении — не настолько блестящая, как казалось. Петербургские ученые явно ленивее своих тверских, а тем более московских коллег. Такое впечатление, что время для них идет не так, как для жителей других го­родов: медленнее. Но если так, то где же реализация идеи «спрессованного» в Петербурге времени?

Ответов три:

1. После 1991 года в город въехало очень много но­вых людей. Просто как в мегалополис, где жизнь напря­женнее и дороже, но где легче сделать карьеру и зара­ботать. Это не уникальное для нашей эпохи явление, так было всегда. Чтобы стать петербуржцами, надо вре­мя. В XVIII веке их были десятки, от силы сотни — при населении города в десятки тысяч. И даже в начале XX века петербуржцев было не большинство городско­го населения: большинство просто не успели ими стать.