Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга

По другим рассказам, это был прозрачно-серый, но превосходно различимый призрак чиновника в вицмун­дире и с гусиным пером за ухом. Призрак заглядывал в комнату, с четверть минуты стоял и смотрел... и исче­зал. Видели его по два и по три человека одновременно.

В 1978 году один юноша-студент ждал свою девуш­ку. Он стоял у перил Университетской набережной, на­против корпуса филологического и восточного факуль­тетов. Было часов 8 вечера, начало мая, пасмурный день, сумерки. Какой-то пожилой человек попросил у парня прикурить. Юноша протянул ему коробок спичек, и все припоминал — где он видел это лицо?! Пожилой человек прикурил, вежливо кивнул и удалился... Только тогда парень сообразил: ведь портрет этого человека висит в университете! Это же Дмитрий Менделеев!

Галлюцинация? Возможно. Но такие же галлюцина­ции в разное время случились и еще с двумя студента­ми и сотрудниками университета. Вращаясь преимуще­ственно в среде ученых, я несколько раз получал сооб­щения о встречах с давно умершими людьми, включая такого твердокаменного материалиста, как Павлов. Иван Петрович вел себя агрессивно и даже замахнулся ланце­том на любимую болонку одной сотрудницы универси­тета.

Если вам так удобнее — считайте, что это все стран­ности нервных людей, а «на самом деле» никто и никого не видел. Пусть глотают касторку и валерьянку, все прой­дет.

Но в том-то и дело, что такие истории ходят из по­коления в поколение и рассказывают их, как правило, в семейно-дружеском кругу, доверенным лицам. Никако­го шума, помпы, никакого привлечения внимания. Неко­торые люди даже стеснялись, что они «что-то видели». Иных людей это серьезно мучило, потому что сам факт встречи с привидением разрушал их картину мира, за­ставлял ставить под сомнение привычный, официаль­ный и в эти годы практически поголовный «материа­лизм». По крайней мере, в среде ученых сомневаться в основах материалистического видения мира было неприлично, да и небезопасно. Опасность исходила вовсе не от властей, а от самих коллег-ученых. Прослыть в их среде вруном или чудаком означало поставить под со­мнение профессиональную карьеру.

Но истории такого рода время от времени рассказы­вались! В 1992 году, как водится, в пурге и в метели, одну мою петербургскую знакомую чуть не задавил на­летевший сзади, из-под арки Главного штаба, странный экипаж — как бы покрытый клепаными металлическими плитами грузовик с торчащим из-за плит стволом. Кто-то высовывался из люка, и женщина на мгновение встретилась с безумно горящими глазами стоявшего в броневике. Этот, с безумными глазами, что-то кричал, совал в пространство руку, но звук уносило метелью. Уже придя домой, моя знакомая сообразила, что только что мимо нее пронесся Троцкий. Со мной девушка по­делилась только по одной причине: знала, что я не под­ниму ее на смех и не стану трепать языком.

Это идет речь о сообщениях про «исторические» при­зраки. Что же касается призраков людей, занимавших при жизни более скромное положение, то они встреча­ются значительно чаще.

В XVIII веке рассказывали о встречах с призраками замученных Бироном людей. Призраки встречались на месте палат Бирона. Скажем, женщина с окровавлен­ными плечами с криком перебегала Невский проспект перед идущими экипажами.

Из жизни современного Петербурга расскажу толь­ко один такой случай.

В 1987 году несколько обормотов, договорившись со знакомыми милиционерами из охраны, пошли пьян­ствовать во дворец Меншикова. Среди всего прочего, они решили покататься на навощенных полах: разгоня­лись в одних носках и ехали по полу огромных залов. По словам одного из участников событий, прямо из сте­ны зала к ним вышел «такой маленький, с грубой ро­жей, с волосьями на голове...»

— В парике?

— Ну... В парике...

И этот маленький, с грубой рожей, длинной тро­стью разогнал хулиганов (включая и милицию).

— Это Меншиков был?

— Нет, лицо незнакомое...

Кто был этот решительный и эксцентричный сто­рож, взявшийся своими силами напугать безобразни­ков, — не решаюсь судить однозначно. Но история бы­ла, и здоровенные синяки на головах протрезвевших идиотов видел собственными глазами.

В любом городе мира привидение — скорее исклю­чение из правила, и исключение редкое. А в Петербурге иногда кажется, что любой видный житель города авто­матически становится призраком и в объяснении нуж­даются скорее обратные случаи: ну почему этот чело­век призраком так и не стал?!

Конечно же, я очень хорошо знаю, не хуже чи­тателей — никаких привидений не бывает. Неужели чи­татель мог подумать, что я пытаюсь всерьез рассказы­вать ему про призраки Анны Иоанновны, Петра или Менделеева?! Ну что вы! Как вы могли так подумать!

В привидения, как известно, верит только сивола­пое мужичье. Вот, например, в роду герцогов Норфолкских есть такое поверье: если роду или всей Британии грозит несчастье, предки современных Норфолков по­являются и сообщают об опасности. Последний раз они появлялись в 1938 году и буквально умоляли не подпи­сывать Мюнхенское соглашение, пугая ужасными по­следствиями. Как известно, Мюнхенское соглашение было подписано, Британия и Франция развязали руки Гитлеру для захвата Судетской области Чехословакии, Гитлер уверился в своей безнаказанности, и мировая война стала практически неотвратимой...

Почему тогда не послушались призраков, я не могу сказать. Может быть, Норфолки просто не пользова­лись нужным влиянием, а убедить других людей в серь­езности предупреждения не удалось. Может быть, по­томки отмахнулись от предков — мол, старые дураки, много они понимают. Или постеснялись вообще говорить с посторонними людьми о всякой мистической чу­ши... не знаю.

Но, конечно же, мой читатель — это не вонючее му­жичье в лаптях и в армяке! Несомненно, мой читатель — интеллигентный человек, не то что эти герцоги Норфолкские. Я обращался, конечно же, к читателю просвещен­ному. К тому, кто и сам точно знает, что в мире может быть, а чего быть ни в коем случае не может.

Ясное дело — у всех, кто видел Анну Иоанновну, попросту начались галлюцинации (включая и солдат, стоявших на посту). Все, кто видел Николая I или Пав­ла, — мерзкие лжецы и пройдохи, которым хочется лю­бой ценой угодить на первые страницы газет.

Но тут я позволю себе утверждение: в самой плани­ровке и в самой истории Петербурга есть черты, кото­рые делают его идеальным «городом привидений». Горо­дом, в котором людям просто не могут не мерещиться те, кто жил раньше в этом городе... Независимо от того, бывают привидения или нет.

В представлении жителя Москвы, других городов России Петербург и по сей день — воплощение евро­пейской застройки. Он — «русская Европа», и в нем все, «как в Европе». Но это — глубокая ошибка.