Л. Зиман - Литературный театр

На теневом экране огромный кулак.

(Обращаясь к одному из зрителей). Ты знаешь, куда за такие политические слова тебя угнать может мировой судья?

Пришибеев как бы застыл на сцене, прикрыв лицо маской-портретом, популярной иллюстрацией к рассказу Чехова.

Фонограмма (с голосом Пришибеева). Их надо бить. Ежели глупого человека не побьёшь, то на твоей же душе грех. Особливо ежели за дело… ежели беспорядок…

На сцене доктор Рагин.

Рагин . Вот она, действительность!

Цирковая музыка. Вбегают циркачи. Один (одна) на плечах другого. Поворачиваются, на спине «верхнего циркача» («верхней циркачки») надпись:

КАНЕЦЬ

Вновь на сцене Пришибеев.

Пришибеев (обращаясь к зрителям). Народ, расходись!

Во время комплимента фотограф выносит портрет мужчины во фраке с отверстием для лица (который был в первом дне), и актёры под весёлую (цирковую) музыку просовывают в это отверстие свои физиономии, некоторые – сопровождая это различными ужимками. Последним свою физиономию просовывает Пришибеев – с криком: «Наррод, расходись!»

Приложение

Романсы (на слова А. Н. Апухтина),

включённые в спектакль

Жестокий романс под гитару, который поют мужчины в прологе и эпилоге, а также выпускницы института благородных девиц (день первый):

Я её победил, роковую любовь,

Я убил её, злую змею,

Что без жалости жадно пила мою кровь,

Что измучила душу мою.

Дуэт Передёркина и княжны Веры Запискиной (день четвертый):

Оба. Гремела музыка, горели ярко свечи,

Вдвоём мы слушали, как шумный длился бал,

Он. Твоя дрожала грудь, твои пылали плечи,

Она. Моя дрожала грудь, мои пылали плечи,

Он. Но я в смущении не верил и молчал.

В тяжёлый горький час последнего прощанья

С улыбкой на лице я пред тобой стоял,

Рвалася грудь моя от боли и страданья,

Она. Рвалася грудь твоя от боли и страданья,

Он. Но я в волнении томился и молчал.

Романс Наташеньки, исполняемый под собственный аккомпанемент на фортепиано (день пятый):

О жизнь! ты миг, но миг прекрасный,

Мне невозвратный, дорогой;

Равно счастливый и несчастный

Расстаться не хотят с тобой.

Последние две строки повторяет (мелодекламация) Щупкин.

1. Друг детей

2. Звериный маскарад

3. От имени детей

4. Сны

5. Кукольная комедия

6. Приготовишки

7. Дети-творцы

В композиции два ведущих:

От автора

От театра

Приглушённо звучит музыка и проходит Хоровод.

Добрый вечер, сад-сад!

Все берёзки спят-спят,

И мы скоро спать пойдём,

Только песенку споём.

Лирическая музыка.

От автора (на фоне музыки.)

Кто любит прачку, кто любит маркизу,

У каждого свой дурман, –

А я люблю консьержкину Лизу,

У нас – осенний роман.

Пусть Лиза в квартале слывёт недотрогой, –

Смешна любовь напоказ!

Но всё ж тайком от матери строгой

Она прибегает не раз.

Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,

Грызём солёный миндаль.

Нам ветер играет ноябрьскую фугу,

Нас греет русская шаль.

Для нас уже нет двадцатого века,

И прошлого нам не жаль:

Мы два Робинзона, мы два человека,

Грызущие тихо миндаль.

Но вот в передней скрипят половицы,

Раскрылась створка дверей…

И Лиза уходит, потупив ресницы,

За матерью строгой своей.

Для ясности, после её ухода,

Я всё-таки должен сказать,

Что Лизе – три с половиной года…

Зачем нам правду скрывать?

От театра. Дети – это особый народ, который не может писать для себя книг. Их пишут для них обыкновенно взрослые.

Появляется дама с обручем, руки которой напоминают птичьи коготки.

Дама с обручем.

Дама, качаясь на ветке,

Пикала: «Милые детки!

Солнышко чмокнуло кустик… (аккорд)

Птичка оправила бюстик (аккорд)

И, обнимая ромашку,

Кушает манную кашку…» (аккорды)

Хмуро уставясь глазами.

- Полны недетской печали,

- Даме в молчанье внимали.

- Вдруг зазвенел голосочек:

Хор . «Сколько напикала строчек?»

От театра. Нужно, чтобы книгу написал кто-то большой и умелый и вместе с тем понятный и близкий, словом – свой. Для русских детей этот свой – Саша Чёрный.

Хоровод .

До свиданья, сад-сад!

Все берёзки спят-спят…

И вдруг – плясовая:

В среду были именины

Молодого паука.

Он смотрел из паутины

И поглаживал бока.

Рим-тим-тим!

Слез по шторе,

Гости в сборе?

Начинай!

Появляется портрет Саши Чёрного. Хоровод застыл в разных позах, которые по ходу действия могут меняться.

От театра. Худощавый, узкоплечий, невысокого роста… Грудь у него впалая, шея тонкая, лицо без улыбки… держал себя гордо и замкнуто. … в одно из воскресений на Крестовском в летний горячий день я услыхал десятки голосов, звонко кричавших ему: «Саша, Саша, скорее сюда!»… Он сидел полуголый в лодке, взятой, очевидно, напрокат, и его чёрные глаза маслянисто поблескивали. Лодка была полна малышей, лет семи или немного постарше, которых он только что прокатил до моста и обратно, и теперь его ждали другие, столпившиеся неподалёку на сваях… Всё это были дети из прибрежных дворов, незнакомые дети, которых он прежде никогда не видал, да и они знали про него лишь одно: что он Саша. (Из воспоминаний К.И. Чуковского).

Хоровод (продолжая).

Таракан играл на скрипке,

А сверчок на контрабасе.

Две блохи, надевши штрипки,

Танцевали на матрасе.

Рим-тим-тим!

Вот так штука…

Ну-ка, ну-ка,

Жарь вовсю!

Мышь светила им огарком,

Муха чистила свой рот.

Было очень-очень жарко,

Так что с блох катился пот.

Рим-тим-тим!

Па – направо,

Браво-браво,

Браво-бис!..

Угощались жирной костью

За печуркою в трубе,

А паук съел муху-гостью

И опять полез к себе.

Рим-тим-тим!

Гости плачут,

Блохи скачут, –

Наплевать!

Появляется От автора с Напарницей. Пока они читают стихи, все удаляются.

От автора.

Наши предки лезли в клети

И шептались там не раз:

«Туго, братцы… Видно, дети

Будут жить вольготней нас».

Напарница .